В его судьбе не просматриваются «страсти», столкновения, драматические коллизии. И исследователи не ломают копий по его поводу. Разве что один напишет: «Талантливый сатирик», другой: «Несравненно интереснее Толстой как поэт и драматург», а третий вдруг: «Человек благородной и чистой души».
Алексей Константинович немного меркнет в ауре своих блистательных однофамильцев-писателей, дальних родственников - Льва Николаевича и Алексея Николаевича. В нем вообще мало блеска, скорее неяркий, но ровный свет. Всегда - «рядом» с великими. Ребенком он сидел на коленях у самого Гёте, в его детский альбом рисовал сам Брюллов, ранние поэтические опыты одобрил сам Жуковский, а по слухам - даже Пушкин. Был другом детства будущего императора Александра II. Членом-корреспондентом Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности был избран в один день со Львом Николаевичем… И так всю жизнь.
Его можно считать «фоном» русской литературы. Однако след, оставленный им, отчетлив. Начиная со строк, авторство которых с трудом вспомнит читатель: «Средь шумного бала, случайно…», «Колокольчики мои, цветики степные…», «Земля наша большая, порядка только нет» и даже «Если у тебя есть фонтан - заткни его…». А заканчивая самим духом русской поэзии. Потому что русская поэзия - не только Пушкин и Блок, а еще и такие имена, как Алексей Константинович Толстой, негромкие, но таящие тонкость и очарование, глубину, благородство и силу. Благословенна культура, у которой такой «фон».
От царедворца к свободному художнику
Высок, красив, необычайно силен (руками мог кочергу узлом завязать), приветлив, обходителен, остроумен, наделен великолепной памятью… Этот русский барин был желанным гостем всех аристократических салонов и гостиных. Происходил он из старинного знатного рода - дедом его по матери был знаменитый Алексей Разумовский, сенатор при Екатерине II и министр народного просвещения при Александре I. Дядей с той же материнской стороны - автор «Черной курицы» Антоний Погорельский. Дядей по отцу - известный Толстой-медальер.
Так случилось, что в восьмилетнем возрасте Алеша Толстой оказался товарищем детских игр цесаревича Александра. И в 1855 году, едва вступив на престол, император Александр II призвал его к себе, произвел в подполковники и назначил своим флигель-адъютантом. Алексей Константинович верой и правдой служил государю, но «служебное положение» использовал и для того, чтобы помогать попавшим в беду литераторам: вернул в Петербург Тараса Шевченко, забритого в солдаты, вступился за Ивана Аксакова, вызволил из-под суда И. С. Тургенева… Но вот попытка заступиться за Н. Г. Чернышевского окончилась неудачно: Алексей Константинович вынужден был подать в отставку. Зато теперь у него появилось свободное время для литературного творчества.
Впрочем, именно искусство он считал своим подлинным предназначением. По отзывам современников, Толстой был человеком благородной и чистой души, начисто лишенным каких бы то ни было тщеславных устремлений. Устами одного из своих литературных персонажей - Иоанна Дамаскина - он прямо говорил об этом: «Простым рожден я быть певцом, глаголом вольным Бога славить...»
Писать Толстой начал уже в раннем возрасте. Первый свой рассказ «Упырь», написанный в фантастическом жанре, он выпустил в 1841 году под псевдонимом Краснорогский. Впрочем, позднее не придавал ему большого значения и даже не хотел включать в собрание своих сочинений.
После длительного перерыва, в 1854 году, в журнале «Современник» появились его стихотворения и сразу обратили на себя внимание публики. А затем родился знаменитый Козьма Прутков - под этим псевдонимом скрывались несколько человек, в том числе двоюродные братья писателя Алексей и Владимир Жемчужниковы, однако перу Толстого принадлежит немалое количество стихотворений. Юмор Алексея Константиновича неповторим: тонкий, но не злобный, даже добродушный. От имени тупого и самовлюбленного бюрократа в стихах, баснях, эпиграммах, драматических миниатюрах высмеиваются самые неприглядные явления русской жизни того времени. О проделках Толстого и Жемчужниковых весело говорил весь петербургский и московский свет, но и Николай I, и потом Александр II были недовольны. В ироническом стиле написаны и другие его произведения - «Очерк русской истории от Гостомысла до Тимашева» и «Сон Попова». «Очерк...» любопытен и с литературной, и с исторической точки зрения: в нем с большим юмором описываются многие события российской жизни и некоторые исторические личности.
Потом в журнале «Русский вестник» М. Н. Каткова были опубликованы драматическая поэма «Дон Жуан» и исторический роман «Князь Серебряный», стихотворения, написанные в архаическо-сатирическом жанре. Затем Толстой начал писать первую часть драматической трилогии - «Смерть Иоанна Грозного». Она с необычайным успехом шла на театральной сцене и кроме многочисленных чисто литературных достоинств ценна еще и тем, что в свое время явилась первой попыткой вывести реальный образ царя - царя-человека, живую личность, а не возвышенный портрет одного из великих мира сего.
Позже Алексей Константинович активно сотрудничал с «Вестником Европы» М. М. Стасюлевича. Здесь напечатал стихотворения, былины, автобиографическую повесть, а также две заключительные части драматической трилогии - «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис». Их отличают глубокий психологизм главных героев, строгая последовательность изложения материала, прекрасный стиль… Впрочем, эти достоинства присущи большинству литературных творений Толстого, ставших образцами мировой классической литературы.
Над схваткой
Единодушная в других случаях литературная критика очень противоречиво оценивает литературную позицию Алексея Толстого. Одни авторы пишут, что он был типичным западником, другие настаивают на его славянофильских пристрастиях. Но он ни к какому лагерю принадлежать не хотел.
С 1857 года стали прохладнее отношения между Толстым и редакцией «Современника». «Признаюсь, что не буду доволен, если ты познакомишься с Некрасовым. Наши пути разные», - писал он тогда жене. Разногласия с демократами и либералами сблизили Толстого со славянофилами - поборниками российской старины и самобытности. Алексей Константинович сдружился с И. С. Аксаковым и стал постоянным автором «Русской беседы». Но уже через несколько лет и здесь обнаружились существенные расхождения. Толстой не раз высмеивал претензии славянофилов на представительство подлинных интересов русского народа. С начала 1860-х он подчеркнуто отстранялся от политической жизни и - несмотря на их враждебное отношение друг к другу - печатался и в «Русском вестнике» и в «Вестнике Европы».
Он держался собственных взглядов на исторические пути России в прошлом, настоящем и будущем. И его патриотизм - а он безусловно был патриотом - имел особую окраску.
«Истинный патриотизм, - писал позже о Толстом Владимир Соловьев, - заставляет желать своему народу не только наибольшего могущества, но - главное - наибольшего достоинства, наибольшего приближения к правде и совершенству, т. е. к подлинному, безусловному благу… Прямая противоположность такому идеалу - насильственное, нивелирующее единство, подавляющее всякую частную особенность и самостоятельность».
Поэтому к революционерам и социалистам А. К. Толстой относился отрицательно, но с революционной мыслью боролся отнюдь не с официозных монархических позиций. Он всячески высмеивал бюрократию, консерваторов, негодовал на деятельность III (жандармского) Отделения и цензурный произвол, во время польского восстания вел борьбу с влиянием Муравьева Вешателя, решительно возражал против зоологического национализма и русификаторской политики самодержавия.
Следуя своему чувству правды, Толстой не мог отдаться всецело одному из враждующих станов, не мог быть партийным борцом - он сознательно отвергал такую борьбу:
Средь шумного бала…
В тот незабываемый вечер навсегда перевернулась его жизнь… Зимой 1851 года на маскараде в Большом театре граф встретил незнакомку под маской, даму с прекрасной фигурой, глубоким красивым голосом и пышными волосами… В тот же вечер, так и не узнав ее имени, он написал одно из самых знаменитых своих стихотворений «Средь шумного бала…». С тех пор вся любовная лирика А. К. Толстого посвящена только Софье Андреевне Миллер (урожденной Бахметевой), женщине незаурядной, умной, волевой, прекрасно образованной (она знала 14 языков), но непростой судьбы.
Он страстно влюбился, любовь его не осталась без ответа, но соединиться они не могли - она была замужем, пусть и неудачно. Спустя 13 лет они смогли наконец-то пожениться, и брак их оказался счастливым. Толстой всегда скучал без Софьи Андреевны, даже в коротких разлуках. «Бедное дитя, - писал он ей, - с тех пор, как ты брошена в жизнь, ты знала только бури и грозы… Мне тяжело даже слушать музыку без тебя. Я будто через нее сближаюсь с тобой!» Он постоянно молился за жену и благодарил Бога за дарованное счастье: «Если бы у меня был Бог знает какой успех литературный, если бы мне где-нибудь на площади поставили статую, все это не стоило бы четверти часа - быть с тобой, и держать твою руку, и видеть твое милое, доброе лицо!»
В эти годы родились на свет две трети его лирических стихотворений, которые печатались почти во всех тогдашних российских журналах. Однако его любовные стихотворения отмечены глубокой грустью. Откуда она в строках, созданных счастливым влюбленным? В его стихотворениях на эту тему, как отмечал Владимир Соловьев, выражена только идеальная сторона любви: «Любовь есть сосредоточенное выражение… всемирной связи и высшего смысла бытия; чтобы быть верною этому своему значению, она должна быть единою, вечною и неразрывною»:
Но условия земного существования далеко не соответствуют этому высшему понятию любви; поэт не в силах примирить этого противоречия, но и не хочет ради него отказаться от своего идеализма, в котором - высшая правда.
Эта же ностальгия отразилась и в драматической поэме «Дон Жуан», заглавный герой которой - не коварный обольститель, а юноша, который в каждой женщине ищет идеал, «к какой-то цели все неясной и высокой Стремится он неопытной душой». Но, увы, не находит на земле этого идеала. Однако, овладев сердцем поэта, любовь открылась ему как сущность всего существующего.
Меня, во мраке и в пыли Досель влачившего оковы, Любови крылья вознесли В отчизну пламени и слова. И просветлел мой темный взор, И стал мне виден мир незримый, И слышит ухо с этих пор Что для других неуловимо. И с горней выси я сошел, Проникнут весь ее лучами, И на волнующийся дол Взираю новыми очами. И слышу я, как разговор Везде немолчный раздается, Как сердце каменное гор С любовью в темных недрах бьется, С любовью в тверди голубой Клубятся медленные тучи, И под древесною корой, Весною свежей и пахучей, С любовью в листья сок живой Струей подъемлется певучей. И вещим сердцем понял я, Что все рожденное от Слова, Лучи любви кругом лия, К нему вернуться жаждет снова. И жизни каждая струя, Любви покорная закону, Стремится силой бытия Неудержимо к Божью лону; И всюду звук, и всюду свет, И всем мирам одно начало, И ничего в природе нет, Что бы любовью не дышало. |
Против течения
А. К. Толстой, которого принято считать преимущественно лириком или историческим писателем, в крайнем случае сатириком, был, по определению Соловьева, поэтом мысли воинствующей - поэтом-борцом: «Наш поэт боролся оружием свободного слова за право красоты, которая есть ощутительная форма истины, и за жизненные права человеческой личности»:
Этот мягкий, тонкий человек со всей силой своего таланта прославлял, в прозе и стихах, свой идеал. Не ограничиваясь спокойным отображением того, что являлось из «страны лучей», его творчество определялось еще движениями воли и сердца, реакцией на враждебные явления. А враждебным он считал то, что отрицало или оскорбляло высший смысл жизни, отражение которого есть красота. Красота была для него дорога и священна как сияние вечной истины и любви, как отблеск Высшей и Вечной Красоты. И он смело шел за нее против течения:
Мы неслучайно так обильно цитируем Владимира Соловьева, нашего первого - и великого - философа. Он не был лично знаком с Алексеем Константиновичем, но очень ценил его и его творчество за многие достоинства. Прежде всего они сходились в своем пристрастии к идеалистической философии Платона. Толстой полагал, что истинный источник поэзии, как и всякого творчества, - не во внешних явлениях и не в субъективном уме художника, а в мире вечных идей, или первообразов:
Какую же роль играет сам художник? - Он ничего не выдумывает, да и не может выдумать, создать в том смысле, в каком это понимаем мы сегодня. Он связующее звено, посредник между миром вечных идей, или первообразов, и миром вещественных явлений. «Художественное творчество, в котором упраздняется противоречие между идеальным и чувственным, между духом и вещью, есть земное подобие творчества божественного, в котором снимаются всякие противоположности» (В. Соловьев)…
Алексей Константинович Толстой умер в 1875 году. Ему было 58, дела его были расстроены, здоровье подорвано, но не это было главным… Подводя итоги жизни, он вновь и вновь задавался вопросом: а выполнено ли предназначение, оставлен ли след?
Как бы ни относились мы к творчеству Алексея Константиновича, на этот вопрос нельзя не ответить удовлетворительно. Владимир Соловьев так отметил его значение: «Как поэт, Толстой показал, что можно служить чистому искусству, не отделяя его от нравственного смысла жизни, - что это искусство должно быть чисто от всего низменного и ложного, но никак не от идейного содержания и жизненного значения. Как мыслитель, он дал в поэтической форме замечательно ясные и стройные выражения старому, но вечно истинному платоническо-христианскому миросозерцанию. Как патриот, он горячо стоял за то именно, что всего более нужно для нашей родины, и при этом - что еще важнее - он сам представлял собою то, за что стоял: живую силу свободной личности».
на журнал "Человек без границ"
«Князь Серебряный».
1866 - написана трагедия «Смерть Иоанна Грозного».
1867 - вышло первое собрание стихотворений.
1868 - написана трагедия «Царь Федор Иоаннович».
1869 - создана трагедия «Царь Борис».
1870-e - опубликованы баллады «Змей Тугарин» , «Песня о Геральде и Ярославне», «Роман Галицкий», «Илья Муромец» и др.
1880-e - увидели свет стихотворные политические сатиры
(«История государства Российского от Гостомысла до Тимашева», «Сон Попова» и др.).
1875,28 сентября (10 октября) - умер в имении Красный Poг.
Очерк жизни и творчества
Становление личности.
Биография Алексея Коннстантиновича Толстого может лечь в основу романтического повествования о гepoe, пришедшем в XIX век из Древней Руси. В нем в юные годы были и стать, и размах былинных богатырей. Мужчины семьи Толстых-Перовских легко ломали подковы и завязывали в узел чугунные кочерги. Однако их отличала не только физическая сила, но и разностороннее образование.
Рыцарский характер графа был известен в правящих кpyгax России, ему доверяли, поэтому он легко и быстро продвигался по ненавистной ему бюрократической лестнице и в конце своей карьеры был назначен «церемониймейстером Двора Eгo Величества». Но Толстой стремился к независимой творческой жизни и добился отставки, чтобы заняться писательской деятельностью.
Историческая тема в произведениях А. К. Толстого.
Интерес к старине, философским проблемам истории, неприятие политической тирании, любовь к природе родного края проявляются во всех eгo творениях .
Вот одна из лирических миниатюр, в которой звучит не только интерес к истории, но и глубокое и волнующее чувство причастности к каждой детали, которая несет в себе приметы времени.
В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба
грянула. С треском кpyгoм от нее разлетелись осколки.
Он же вздрогнул - и к народу могучие медные звуки
Вдаль потекли, негодуя, гудя и на бой созывая.
Наверное, можно назвать это стихотворение иcтopической миниатюрой - пафос eгo очевиден и эмоционально оно убедительно. Напомним также, что в основу лег подлинный случай из времен Крымской войны. Толстой два месяца путешествовал по Крыму вскоре после окончания войны, и это один из стихотворных откликов на происшедшие события.
В eгo изображении событий истории есть идеализация былого, но есть и важное в любое время признание заслуг ушедших поколений.
Произведения А. К. Толстого на исторические темы в основном охватывают два периода: Киевско-Новгородскую Русь , которой посвящены многочисленные баллады («Илья Муромец», «Садко», «Змей Тугарин» и др.), и времена Ивана грозного (баллады «Василий Шибанов », « Князь Михайло Репнин», роман «Князь Серебряный», драматическая трилогия).
Бескомпромиссен и критичен взгляд Толстого на эпоху Ивана Грозного и время Петра Великого. Он прямолинеен и даже односторонен в изображении главных фигур. Но в то же время eгo увлекает картина жизни далекого времени, а герои из народа созданы с искренней симпатией. Романтически яркий сюжет и убедительность психологических характеристик увлекают читателя.
Толстой смел и лишен подобострастия, столкнувшись с любым проявлением деспотизма. Такова eгo позиция в балладе «Василий Шибанов». Казалось бы, автору проще вceгo было построить конфликт на контрасте поведения главных гepoeв: показать деспотизм Ивана Грозногo и оправдать бунт князя Курбского. Но автор ищет правдивого изображения исторической картины: он утверждает, что и царю, и мятежному боярину при всей важности их противоречий свойственны такие качества, как гордость, заносчивость, бесчеловечность, неблагодарность. Благородство и способность к самопожертвованию Толстой показал в простом человеке - гepoe баллады Василии Шибанове.
Десять лет работал писатель над историческим pомaном «Князь Серебряный» (1863), в котором поставил множество политически важных проблем. Автор далек от востopгa перед победителем, который присвоил себе право быть самовластным государем. Он не только обличает разнузданное самовластье и террор, но показывает их пагубное влияние на царя и eгo окружение. Для Толстoгo очевидно, что именно народ и те, кто умеет понять eгo устремления, творят историю. И это не только князь Серебряный (не стоит искать eгo реального прототипа), но и исторически достоверные персонажи - Ермак Тимофеевич, Иван Кольцо, Митька... В самых ответственных сценах романа звучат подлинные народные исторические песни, которые перекликаются с раздумьями aвтора .
Драматическая трилогия, включающая трагедии «Смерть Иоанна грозного» (1866), «Царь Федор Иоаннович» (1868) и «Царь Борис» (1869) рисует жизнь Pocсии конца XVI - начала XVH века. Автор не столько стремится к достоверности, сколько добивается решения историко-философских проблем. Перед читателем и зрителем проходят трагедии трех царствований. Различны правители и их судьбы, но равно удалены они от решения проблемы гумaннoгo правителя. Ни тиран Иоанн Грозный, ни мягкий Федор, ни «гениальный честолюбец» Годунов не могут ее решить. Эта проблема остро волновала и современников писателя. Цензура ощутила в пьесах Толстого критику самодержавия, и трилогия былa под запретом тридцать лет. Только после смерти автора в 1898 году трагедия «Царь Федор Иоаннович» триумфально открыла первый сезон Mосковскoгo Xyдoжественного театра .
Сатирические и юмористические произведения.
Проникновенный лирик, А. К. Толстой одновременно был и озорным юмористом, и ярким сатириком. Активный и заинтересованный взгляд на окружающий мир порождал смелость выражения собственных позиций. Сатирические и юмористические про изведения поэта включают и забавные «Медицинские стихотворения», и шутливые «Мудрость жизни», «Надписи на стихотворениях Пушкина», и политические сатиры. Резкость aвтора часто исключала возможность их публикации. «Сон Попова» и «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» распространялись в рукописи.
«Сон Попова» - забавная и озорная шутка. Но у этой шутки острый политический подтекст. Именно в этом произведении впервые в русской художественной литературе упоминается о знаменитом lll Отделении и eгo деяниях. Очевидцы вспоминают, что «Лев Николаевич Толстой говаривал о «Сне Попова»:
« - Ах, какая это милая вещь, вот настоящая сатира и превосходная сатира!
И еще:
- Это бесподобно. Нет, я не Moгy не прочитать вам этого...
И он мастерски читал поэму, вызывая взрывы смеха у слушателей».
Политические сатиры Толстого были очень популярны. Поэт полемизировал с революционной демократией («Порой веселой мая...», «Против течению» и др.), критиковал исторические традиции, которые породили действующую систему. Слова из «Истории государства Poc сийского от Гостомысла до Тимашева» и сейчас часто цитируются:
Земля у нас богата,
Порядка в ней лишь нет...
Смелость автора едва ли можно связать с политической ясностью eгo позиций. Они могли совпадать с четко определившимися взглядами славянофилов, но могли противостоять им. Так, стихотворение «Ходит Спесь, надуваючись...» вызвало восторженную оценку К. С. Aксакова: «Спесь...» так хороша, что уже кажется не подражанием песне народной, но самой этой народной песней... в этой песне уже не слышен автор: ее как будто нaрод спел». Передавая эту оценку жене, А. К. Толстой утверждал: «Эти слова для меня - самая лучшая хвала, которую я мoг бы пожелать». Проверьте верность этих суждений - стихотворение невелико.
Ходит Спесь, надуваючись,
С боку на бок переваливаясь.
Ростом -то Спесь аршин с четвертью,
Шапка-то на нем во целу сажень,
Пузо-то ero все в жемчуrе,
Сзади-то у Heгo раззолочено.
А и зашел бы Спесь к отцу к матери,
Да ворота некрашены!
А и помолился б Спесь во церкви Божией,
Да пол не метен!
Идет Спесь, видит: на небе радуrа;
Повернул Спесь во друrу сторону:
Непригоже-де мне наrибатися!
Если любовная лирика поэта трогательно нежна и лирична, то, обращаясь к сатире, автор меняет манеру общения со словом и фразой, даже с ритмическим звучанием стихов.
Близость к фольклорным мотивам и резкость очертаний сатирических образов перекликаются с безымянными созданиями народных авторов. Вот начало стихотворения «У приказных ворот собирался народ...»:
У приказных ворот собирался народ
густо,
говорит в простоте, что в eгo животе
Пусто!
«Дурачье, - сказал дьяк, - из вас должен быть всяк
В теле;
Еще в Думе вчера мы с трудом осетра
Съели! »
Сатирическое осмысление окружающего живет и в творениях Козьмы Пруткова, созданного поэтом и eгo двоюродными братьями А. М. и В. М. Жемчужниковыми. Творения этого вымышленного автора до сих пор переиздаются и цитируются, демонстрируя читателям мир ограниченного человека косных взrлядов, малой культуры и великоrо самомнения.
К моему портрету,
который будет издан вскоре
при полном собрании моих сочинений
Когда в толпе ты встретишь человека,
Который нaг
1
;
Чей лоб мрачней тумaннoгo Казбека,
Неровен шаг;
Koгo власы подъяты в беспорядке,
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке, -
Знай - это я!..
Творческая позиция.
В области оценки искусства А. К. Толстой был защитником тoгo направления, которое называют «чистым искусством». Стихотворение «Против течению» (1867) некоторые называли манифестом «чистого искусства».
Други, вы слышите ль крик оглушительный:
«Сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли
Вымыслы ваши в наш век положительный?
MHoгo ли вас остается, мечтатели?
Сдайтеся натиску новoгo времени!
Мир отрезвился, прошли увлечения -
Где ж устоять вам, отжившему племени,
Против течения?
Прочитав эти строки, вы наверняка вспомните позицию Базарова иневольно включитесь внезавершенный спор о роли искусства в жизни. Толстой не принимал крайностей нигилизма, но в то же время считал: «Если бы я встретился с Базаровым, я уверен, что мы стали бы друзьями, несмотря на то, что мы продолжали бы спорить» .
1 Вариант: «На коем фрак». Примечание К. Пруткова.
В одном из стихотворений 1871 года поэт пишет:
Нет, пол н иного чувства,
Я верю реалистам:
Искусство для искусства
Равняю с птичьим свистом:
Я, новому ученью
Отдавшись без раздела,
Хочу, чтоб в песнопенье
Всегда сквозило дело.
Не случайно при знакомстве с ним так часто приходится возвращаться к строкам стихотворения «Двух станов не боец, но только гостьслучайный....» (1858), подтверждающим двойственность eгo позиций.
Двух станов не боец, но только гость случайный,
38 правду я был рад поднять мой добрый меч.
Но спор с обоими досель мой жребий тайный,
И к клятве ни один не Moг меня привлечь;
Союза полного не будет между нами -
Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя,
При страстной ревности друзей не в силах снесть,
Я знамени Bpaгa отстаивал бы честь!
Это стихотворение в первом eгo варианте называлось «Галифакс» и было посвящено английскому общественному деятелю, который «.. .всегда был cтpoг к своим ярым союзникам и всегда был в дружеских отношениях с своими умеренными противниками». Это и послужило поводом для выражения собственных взглядов А. К. Толстого.
И так было вплоть до конца eгo дней. При мер тому фрагмент из письма Б. М. Маркевичу: «Шесть часов утра. Петухи поют так, будто они обязаны по контракту с неустойкой. Повар Денис и кухарка Авдотья затопили сейчас на кухне, чтобы печь хлеб. 3ажглись огоньки в деревне, которую видно по ту сторону озера. Все это хорошо, это я люблю, я мог бы так прожить всю жизнь, но мне по мере сил придется везти жену в Венецию или в Пустыньку. Ей хочется точно узнать, существует ли Наполеон lll или нет? Mнe-то оно безразлично. Какое мне до этого дело?. Если Париж стоит обедни, то Kpacный Poг (имение Толстого на Черниговщине. - Авт) со своими лесами и медведями стоит всех Наполеонов, как бы их ни пронумеровали... Я бы легко согласился не знать о том, что творится в нашем seculum (столетии. - Авт»... Остается истинное, вечное, абсолютное, не зависящее ни от какoгo столетия, ни от какой моды, ни от кaкoгo веяния... - и вот этому-то я всецело отдаюсь. Да здравствует абсолютное, т. е. да здравствует человечность и поэзия!!»
Литература. 10 кл. : учебник для общеобразоват. учреждений / Т. Ф. Курдюмова, С. А. Леонов, О. Е. Марьина и др. ; под ред. Т. Ф. Курдюмовой. М. : Дрофа, 2007.
Помощь школьнику онлайн , Литература для 10 класса скачать , календарно-тематическое планирование
→ - чтение
САТИРИЧЕСКИЕ И ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ Благоразумие САТИРИЧЕСКИЕ И БЛАГОРАЗУМИЕ Поразмыслив аккуратно, Впрочем, я ведь не бесстрастен, Если кто меня обидит, Без ума могу любить я, Если б брат мой захлебнулся, Рад за родину сразиться! Послужу я и в синклите, Кто мне друг, тот друг мне вечно, Конец 1853 или начало 1854 [А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ] Вхожу в твой кабинет, Пожалуй приезжай Венгерское вино Я в городе один, Армянский славный край Исполнен вечным идеалом, О Феб всесильный! на параде ВEСEННИЕ ЧУВСТВА НЕОБУЗДАННОГО ДРЕВНЕГО Дождусь ли той истории, Уже любовной жаждою Земля цветами новыми И, силой обаятельной Февраль 1859 [К. К. ПАВЛОВОЙ] Прошу простить великодушно, Со мной о Вашем переводе Начало 1860-х годов (?) БУНТ В ВАТИКАНЕ Взбунтовалися кастраты, Говорит им папа строго: Те к нему: "Тебе-то ладно, Ты живешь себе по воле, Говорит им папа: "Дети, Жалко вашей мне утраты; Те к нему: "На что нам вата? Папа к ним: "В раю дам местo, Те к нему: "Да что нам в тесте, "Эх, нелегкая пристала!- Эта вещь,- прибавил папа,- Да и что вы в самом деле? "Нет,- ответствуют кастраты,- А не хочешь ли для дива Испугался папа: "Дети, Те к нему: "Проста наука, Папа ж думает: "Оно-де Де-Мероде ж той порою, Все в подрясниках шелковых, Подбегает Венерати: Искушенный в ратном строе, Повторяет Венерати: Вновь услышав эту фразу, Затрубили тотчас трубы, Де-Мероде, в треуголке, Лишь вошли в нее солдаты, Добрый папа на свободе "Погодите вы, злодеи! И конец настал всем спорам; "Всяк, кто в этот бунт замешан, 2 До скончания веков (лат.).- Ред. Февраль-март 1864 [Б. М. МАРКЕВИЧУ] Ты, что, в красе своей румяной, Когда к тебе недавно, сдуру, Едва их удостоив взгляда, Сменив Буткова на Каткова, И я, тобою искаженный, Для каждого стиха errata(*) Ругню, вранье, толчки, побои И в благодарности не шаток, Они, роскошные, как злаки, И да цветут твои потомки, [ГРАФУ Д. А. ТОЛСТОМУ] Бисмарк, сидючи в Берлине, [Ф. К. МЕЙЕНДОРФУ] Барон, тебе, делившему Тебе, в palazzo Geoli(*) Но в скуки час томительный, ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО ОТ ГОСТОМЫСЛА ДО ТИМАШЕВА Вся земля наша велика и обилна, Нестор, летопись, cтр. 8 Послушайте, ребята, A эту правду, детки, И стали все под стягом, Ведь немцы тороваты, Посланцы скорым шагом Мы вам отсыплем злата, Варягам стало жутко, И вот пришли три брата, "Hу,- думают,- команда! Но братец старший Рюрик Хоть вшивая команда, И стал княжить он сильно, За ним княжил князь Игорь, Потом княжила Ольга, Когда ж вступил Владимир Он вдруг сказал народу: "Перун уж очень гадок! Послал он за попами Поют себе умильно Умре Владимир с горя, Оно, пожалуй, с этим Плоха была услуга, Узнали то татары: "От вашего, мол, спора Кричат: "Давайте дани!" Что день, то брат на брата Иван явился Третий; И вот земля свободна Настал Иван Четвертый, Иван Васильич Грозный Приемами не сладок, Жить можно бы беспечно За ним царить стал Федор, Борис же, царский шурин, При нем пошло всe гладко, К несчастью, самозванец, И, на Бориса место Хоть был он парень бравый А то нам не по сердцу; Взошел на трон Василий, Вернулися поляки, Казаки и поляки Прямые были страсти - Чтоб трон поправить царский И выгнала их сила Свершилося то летом; Варшава нам и Вильна Сев Алексей на царство, Царь Петр любил порядок, Он молвил: "Мне вас жалко, Вернувшися оттуда, Hо это, впрочем, в шутку, Хотя силeн уж очень Но сон объял могильный Тут кротко или строго Бирон царил при Анне; Веселая царица Какая ж тут причина "Madame, при вас на диво Лишь надобно народу, "Messieurs,- им возразила За ней царить стал Павел, Царь Александер Первый Когда на нас в азарте Казалося, ну, ниже В то время очень сильно Последнее сказанье Ходить бывает склизко Оставим лучше троны, Что вижу я! Лишь в сказках С горы со криком громким Се Норов, се Путятин, Их много, очень много, Я грешен: летописный Лиризм, на все способный, Поуспокой мне совесть, Итак, начавши снова, Увидя, что всe хуже На утешенье наше Что аз же многогрешный То, спереди и сзади Составил от былинок 1 Ведь это позор - мы должны убраться прочь (нем.).- Ред. Стасюлевич и Маркевич "Ты поляк,- гласит Маркевич,- Говорит ему Маркевич: Размышляет Стасюлевич: Октябрь (?) 1869 Как-то Карп Семенович Ах, в остережение Рука Алкида тяжела, Из первых Аристогитон Гомера знали средь Афин МЕДИЦИНСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ Доктор божией коровке Дщери нашей бабки Евы! Кем наставлена, не знаю, Октябрь (?) 1868 Навозный жук, навозный жук, O врач, скажи, твоя мечта Лукавый врач, лукавый врач! Твои уста, твой взгляд, твой нос Свершилось! Памятен мне день - Трепещет врач - навозный жук Ноябрь (?) 1868 "Верь мне, доктор (кроме шутки!),- Врач, скептического складу, Стон и вопли! Все рыдают, Холм насыпан. На рассвете "Вот не минули и сутки,- Ноябрь (?) 1868 4 В берестовой сидя будочке, Он мечтал об операциях, Птицы пели и на тополе, Лишь один скворец завистливый Песни есть и мелодичнее, Между 1868 и 1870 Муха шпанская сидела Вот присел он у сирени; Уязвленный мухой больно, От людей ночные тени Между 1868 и 1870 Угораздило кофейник Ноябрь (?) 1868 ПОСЛАНИЯ К Ф. М. ТОЛСТОМУ Вкусив елей твоих страниц Дорогой двойственной ты шел, Твоих столь радужных цветов Сомкнем же наши мы сердца, Декабрь 1868 В твоем письме, о Феофил О Ростислав, такую роль, Меня насмешливость твоя Ты говоришь, о Феофил, Увы, не Лессинг я! Зачем, Не мню, что я Лаокоон, Потом - подумать страшно - ах! Подумай, ведь письмо твое Нет, нет, все это дребедень! Не нам понять высоких мер, Перед Шуваловым свой стяг Сидит под балдахином Велел владыко края Китайцы все присели, Что мы ведь очень млады, Клянемся разным чаем, "Мне ваши речи милы,- Подумаешь: пять тысяч, Апрель (?) 1869 ПЕСНЯ О КАТКОВЕ, О ЧЕРКАССКОМ, О САМАРИНЕ, Друзья, ура единство! Катков сказал, что, дискать, Ядро у нас - славяне; Есть также и грузины Недавно и ташкентцы Страшась с Катковым драки, И многими иными Тогда бы князь Черкасской, С усердьем столь же смелым, Катков, наш герцог Алба, _______ Апрель или май 1869 МУДРОСТЬ ЖИЗНИ Если хочешь быть майором, Будь доволен долей малой, Будь настойчив в правом споре, Замарав штаны малиной Если кто невольным звуком Б Восхищаяся соседкой, От стола коль отлучиться Коль сосед болит утробой, Изучай родню начальства, Не проси у тещи тряпки Помни теток именины, Будь с невестками попроще, Не зови за куст умильно На тебя коль смотрят люди, Всем девицам будь отрада, Проводя в деревне лето, Но, желаньем подстрекаем Также было б очень гадко Вообще знай в шутках меру, Если мать иль дочь какая Но смотри, чтоб ловко было, Или там, что без потерей Потому что, если пылок Предаваясь чувствам нежным, Вторая половина 1870 ОДА НА ПОИМКУ ТАИРОВА Царицын луг. Солнце светит во всем своем Х о р О д и н д в о р я н и Н О д и н к у п е ц 1-й Х о р К у п е ц 2-й г и л ь д и и Забыл он, видно, веру, Не то, друзья,- на плаху И вот велит он тайно Напрасно! Бич злодеев, Близ лавок и трактиров, Мы все были готовы К в а р т а л ь н ы й 2-й Потише! Что вы? Что вы? Х о р К у п е ц 3-й г и л ь д и и Однажды шел он важно Узрел лишь и мгновенно Покинув тотчас съезжу, К в а р т а л ь н ы й 2-й Х о р О д и н м е щ а н и н "Скажите, вы ль тот дерзкий,- "Одержим я истомой,- Да знает ваша шайка, Его без телескопа О д и н д в о р я н и н О д и н к у п е ц О д и н г р а ж д а н и н Х о р п о ч е т н ы х г р а ж д а н Х о р к у п ц о в O б щ и й х о р [А. Н. МАЛЬЦЕВОЙ] Пью ль мадеру, пью ли квас я, Ныне "Тигра" пассажиры Лиры нет у капитана, Все забыл я, все простил, И бредущий ревизор Сердце так полно мое, Я готов румянцем девичьим Что б ему на Стасюлевича [М. Н. ЛОНГИНОВУ] Слава богу, я здоров, Если выйдет казус сей, Ты ей в том не откажи, ОТРЫВОК (РЕЧЬ ИДЕТ О БАРОНЕ ВЕЛЬО) Разных лент схватил он радугу, Телеграммы заблуждаются Пишет к другу друг встревоженный: Пишет в Рыльск Петров к Сазонову: Много вышло злополучия Б Город весь пришел в волнение, Пошептавшись, Фекла с Домною Сам помощник городничего Вся семья купцов Ворониных Городничиха сбирается Недоступна чувству узкому, Вместе в жертву, чай, с охотою И в заставу, бредя кровию, До зари за огородами Неудачею печалимы, Видно, все, и с квартирьерами, Городничий удивляется: Да дорогой с поросятами Да дьячок отца Виталия Городничий обижается: Но, однако же, вы видели Городничий изумляется, Суть депеши скоро сыскана, Сентябрь (?) 1871 [Б. М. МАРКЕВИЧУ] В награду дружеских усилий, Коляска ждет на полдороги Наперсник легкой Терпсихоры Его румяные ланиты ПОСЛАНИЕ К М. Н. ЛОНГИНОВУ О ДАРВИНИСМЕ Я враг всех так называемых вопросов. Один из членов Ecли у тебя есть фонтан, заткни его. Полно, Миша! Ты не сетуй! Всход наук не в нашей власти, Ты ж, еврейское преданье Если ж ты допустишь здраво, Отчего б не понемногу Способ, как творил создатель, Ограничивать так смело Ведь подобные примеры Да и в прошлом нет причины Но на миг положим даже: Нигилистов, что ли, знамя От скотов нас Дарвин хочет В них не знамя, а прямое Грязны, неучи, бесстыдны, А что в Дарвина идеи Чем же Дарвин тут виновен? И еще тебе одно я С Ломоносовым наука Льет на мир потоки света Кажет нам, как та же сила, Брось же, Миша, устрашенья, Конец 1872 Боюсь людей передовых, Но вместе с тем бывает мне С каким достоинством глядят Так в хату впершийся индюк, Начало 1873 СОН ПОПОВА Приснился раз, бог весть с какой причины, И надо же случиться на беду, А вот я лучше что-нибудь придвину Меж тем тесней все становился круг Вошел министр. Он видный был мужчина, Не ускользнул сей либеральный взгляд Министр меж тем стан изгибал приятно: Прошло у нас то время, господа,- Искать себе не будем идеала, Нет, господа! России предстоит, Раздался в зале шепот одобренья, Стоял в углу, плюгав и одинок, Переходя налево и направо, "Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь! Колеблясь меж надежды и сомненья: "Что это значит? Где вы рождены? И был министр еще во гневе краше, "Вы, милостивый, смели, государь, Но, строгому благодаря надзору Иль нет, постойте! Коль отдать под суд, Он поступил законам так противно, Министр кивнул мизинцем. Сторожа Чиновник по особым порученьям, В каком полку он некогда служил, Один оставшись в небольшой гостиной, Но дверь отверзлась, и явился в ней О юноша!- он продолжал, вздыхая Но, юный друг, для набожных сердец Конечно, вы пришли к нему не сами, Что слышу я? Ни слова? Иль пустить К нему Попов достойно и наивно: "Не мудрствуйте, надменный санкюлот! Здесь, на столе, смотрите, вам готово Явились тут на нескольких листах: Попов строчил сплеча и без оглядки, Небесный свод сиял так юн и нов, Это был лишь сон! О, счастие! о, радость! Но ты, никак, читатель, восстаешь И где такие виданы министры? И что это, помилуйте, за дом, А наконец, и самое вступленье: И мог ли он так ехать? Мог ли в зал [М. П. АРНОЛЬДИ] Ропща на прихоти судеб Мой легкомысленный живот О, кто опишет, господа, Склони в смущении свой взор, "Да не коснется злая боль, Да посрамятся перед ним Его главы да минет рок, [А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ] Мы тебя субботним днем Будет также то и се, Ax, зачем у нас граф Пален Добрый суд царем повелен, Душегубец стал нахален, Всяк боится быть застрелен, Мы дрожим средь наших спален, Herr, erbarm" dich unsrer Seelen! ____________ [ВЕЛИКОДУШИЕ СМЯГЧАЕТ СЕРДЦА] Вонзил кинжал убийца нечестивый НАДПИСИ НА СТИХОТВОРЕНИЯХ А. С. ПУШКИНА ПОДРАЖАНИЕ ("Я видел смерть: она сидела...") . . . . . . . . . . . . Ты притворяешься, повеса, ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ . . . . . . . . . . . . По мне же, вид являет мерзкий ИЗ ПИСЬМА Есть в России город Луга Город есть еще один, ДОРИДЕ Я верю: я любим; для сердца нужно верить. Томительна харит повсюду неизбежность. ВИНОГРАД . . . . . . . . . Мне кажется, тому немалая досада, ЖЕЛАНИЕ ("Кто видел край, где роскошью природы...") . . . . . . . . . . . . . Утихнут ли волненья жизни бурной? Пятьсот рублей я наложил бы пени На странице, где помещено обращенное к Е. А. Вакх, Лель, хариты, томны урны, АКВИЛОН Зачем ты, грозный аквилон, ПРОРОК . . . . . . . . . . . . Вот эту штуку, пью ли, ем ли, ЗОЛОТО И БУЛАТ Все мое,- сказало злато; Ну, так что ж?- сказало злато; В. С. ФИЛИМОНОВУ ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ПОЭМЫ ЕГО "ДУРАЦКИЙ КОЛПАК" . . . . . . . . . . Сей Филимонов, помню это, . . . . . . . . Тургенев, ныне поседелый, . . . . . . . . . . . Когда бы не было тут Пресни, ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. Чуда не вижу я тут. Генерал-лейтенант Захаржевский, ПРИМЕЧАНИЯ САТИРИЧЕСКИЕ И ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ Благоразумие. - Последняя строфа написана несколько позже. Синклит - Когда наш Новгород Великий Гостомысл - легендарный новгородский посадник (правитель города) или Медицинские стихотворения "Медицинскими" назвал эти стихотворения сам Толстой. Героем их является Ища в мужчине идеала, 3. "Верь мне, доктор (кроме шутки!)...". - Причетник - младший Послания к Ф.М.Толстому Толстой Феофил Матвеевич (1809-1881) - музыкальный критик, композитор и 1. "Вкусив елей твоих страниц...". - Ф.М.Толстой обиделся на поэта за Боюсь людей передовых... Сон Попова. - Сатира сразу приобрела большую популярность и сталаСатирические и юмористические стихотворения
[А.М.Жемчужникову] "Вхожу в твой кабинет..."
"Исполнен вечным идеалом..."
Весенние чувства необузданного древнего
[К.К.Павловой] "Прошу простить великодушно..."
Бунт в Ватикане
[Б.М.Маркевичу] "Ты, что в красе своей румяной..."
[Д.А.Толстому] "Бисмарк, сидючи в Берлине..."
[Ф.К.Мейендорфу] "Барон, тебе, делившему..."
История государства Российского от Гостомысла до Тимашева
"Стасюлевич и Маркевич..."
"Как-то Карп Семенович..."
"Рука Алкида тяжела..."
Медицинские стихотворения
1. "Доктор божией коровке..."
2. "Навозный жук, навозный жук..."
3. "Верь мне, доктор (кроме шутки!)..."
4. Берестовая будочка
5. "Муха шпанская сидела..."
"Угораздило кофейник..."
Послания к Ф.М.Толстому
1. "Вкусив елей твоих страниц..."
2. "В твоем письме, о Феофил..."
"Сидит под балдахином..."
Песня о Каткове, о Черкасском, о Самарине, о Маркевиче и о арапах
Мудрость жизни
* Ода на поимку Таирова
[А.Н.Мальцевой] "Пью ль мадеру, пью ли квас я..."
"Все забыл я, все простил..."
"Я готов румянцем девичьим..."
[М.Н.Лонгинову] "Слава богу, я здоров..."
Отрывок ("Разных лент схватил он радугу...")
[Б.М.Маркевичу] "В награду дружеских усилий..."
Послание к М.Н.Лонгинову о дарвинисме
"Боюсь людей передовых..."
Сон Попова
[М.П.Арнольди] "Ропща на прихоти судеб..."
[А.М.Жемчужникову] "Мы тебя субботним днем..."
Рондо
[Великодушие смягчает сердца] "Вонзил кинжал убийца нечестивый..."
Надписи на стихотворениях А.С.Пушкина
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Я избрал себе дорожку
И иду по ней без шума,
Понемножку, понемножку!
Я не холоден душою,
И во мне ведь закипает
Ретивое, ретивое!
Не спущу я, как же можно!
Из себя как раз я выйду,
Осторожно, осторожно!
Но любить, конечно, с толком,
Я готов и правду резать,
Тихомолком, тихомолком!
Я б не стал махать руками,
Тотчас кинулся бы в воду,
С пузырями, с пузырями!
Пусть услышу лишь картечь я,
Грудью лягу в чистом поле,
Без увечья, без увечья!
Так чтоб ведали потомки;
Но уж если пасть придется -
Так соломки, так соломки!
Все родные сердцу близки,
Всем союзникам служу я,
По-австрийски, по-австрийски!
Ищу тебя, бездельник,
Тебя же нет как нет,
Знать, нынче понедельник.
Ко мне сегодня с братом:
Со мной откушать чай
И утку с кресс-салатом.
Вас ждет (в бутылке ль, в штофе ль -
Не знаю), но давно
Заказан уж картофель.
А мать живет на даче,
Из-за таких причин
Жду ужину удачи.
Лежит за Араратом,
Пожалуй приезжай
Ко мне сегодня с братом!
Я не служить рожден, а петь!
Не дай мне, Феб, быть генералом,
Не дай безвинно поглупеть!
Услышь мой голос свысока:
Не дай постичь мне, бога ради,
Святой поэзии носка!
Когда придет весна
И молодой цикории
Засветит желтизна!
Вся грудь моя горит,
И вспрыгнуть щепка каждая
На щепку норовит.
Покрылася опять,
Пошли быки с коровами
В зеленый луг гулять,
За стадом их влеком,
Готов я бессознательно
Сам сделаться быком!
Что я, как старый генерал,
В борьбе суровой с жизнью душной,
Моим посланьем опоздал!
(Сравненье здесь с главою рати,
Без предыдущего звена,
Хоть Вам покажется некстати,
Но рифма мне была нужна.)
Итак, без дальних отступлений,
Желаю Вам на Новый год
Поболе новых вдохновений,
Помене тягостных забот.
Для Вас дай бог, чтоб в этом годе
Взошла счастливая заря!
Из драмы "Фауст" говоря,
Упомянули Вы недавно
(Серебролукий Вас прости!),
Что всe бы шло довольно плавно,
Но трудно стих перевести,
Где Фауст, в яром озлобленье,
Кляня всe то, что deus vult1,
Вдруг говорит для заключенья:
"Und fluch vor Allem der Geduld!"
Вращаясь в Фебовом синклите,
Быть может, стал я слишком лих,
Но как Вам кажется, скажите,
Нельзя ли тот строптивый стих
(Храня при том с почтеньем эха
Оригинала глубину)
Перевести не без успеха:
"Терпенье глупое кляну"?
___________
1 Бог хочет (лат.)- Ред.
Входят в папины палаты:
"Отчего мы не женаты?
Чем мы виноваты?"
"Это что за синагога?
Не боитеся вы бога?
Прочь! Долой с порога!"
Ты живешь себе прохладно,
А вот нам так безотрадно,
Очень уж досадно!
Чай, натер себе мозоли,
А скажи-ка: таково ли
В нашей горькой доле?"
Было прежде вам глядети,
Потеряв же вещи эти,
Надобно терпети!
Я, пожалуй, в виде платы,
Прикажу из лучшей ваты
Вставить вам заплаты!"
Это годно для халата!
Не мягка, а жестковата
Вещь, что нам нужна-то!"
Будет каждому невеста,
В месяц по два пуда теста.
Посудите: вес-то!"
Будь его пудов хоть двести,
С ним не вылепишь невесте
Tо, чем жить с ней вместе!"
Молвил папа с пьедестала,-
Уж коль с воза что упало,
Так пиши: пропало!
Пропади хоть у Приапа,
Нет на это эскулапа,
Эта вещь - не шляпа!
Жили б вы в моей капелле,
Под начальством Антонелли,
Да кантаты пели!"
Пий ты этакий девятый,
Мы уж стали сиповаты,
Поючи кантаты!
Сам пропеть нам "Casta diva"?
Да не грубо, а пискливо,
Тонко особливо!"
Для чего ж мне тонко пети?
Да и как мне разумети
Предложенья эти?"
В этом мы тебе порука,
Чикнул раз, и вся тут штука -
Вот и бритва! Ну-ка!"
Было б даже не по моде
Щеголять мне в среднем роде!"
Шлет за Де-Мероде.
С королем готовясь к бою,
Занимался под горою
Папской пехтурою:
Ранцы их из шкурок новых,
Шишек полные еловых,
Сам в чулках лиловых.
"Вам,- кричит,- уж не до рати!
Там хотят, совсем некстати,
Папу холощати!"
Де-Мерод согнулся втрое,
Видит, дело-то плохое,
Молвит: "Что такое?"
"Вам теперь уж не до рати,
Там хотят, совсем некстати,
Папу холощати!"
Де-Мероде понял сразу,
Говорит: "Оно-де с глазу;
Слушаться приказу!"
В войске вспыхнул жар сугубый,
Так и смотрят все, кому бы
Дать прикладом в зубы?
В рясе только что с иголки,
Всех везет их в одноколке
К папиной светелке.
Испугалися кастраты,
Говорят: "Мы виноваты!
Будем петь без платы!"
Вновь печется о народе,
А кастратам Де-Мероде
Молвит в этом роде:
Всех повешу за... я!"
Папа ж рек, слегка краснея:
"Надо быть умнее!"1
Прежний при дворе декорум,
И пищат кастраты хором
Вплоть ad finem seculorum!..2
____________
1 Вариант для дам
. . . . . . .
А кастратам Де-Мероде
Молвит в этом роде:
Заслужил бы быть повешен!"
Папа ж рек, совсем утешен:
"Я один безгрешен!"
Предмет восторженной молвы,
Всегда изящный, вечно рьяный,
Цветешь на берегах Невы,
Я обратил наивный зов
Держать из дружбы корректуру
Моих неизданных стихов,
Должно быть полусонный, ты
С небрежной ленью Алкивьяда
Переворачивал листы.
Отверг ты всякий ложный стыд.
Тебе смысл здравый не окова,
Тебя нелепость не страшит.
С изнеможением в кости,
Спешу, смиренный и согбенный,
Тебе спасибо принести;
С утра до вечера пишу,
С супружней кротостью Сократа
Твою ксантиппость я сношу.
Приняв, безропотно стою,
Смиренно под твои помои
Склоняю голову мою,
И твердо веря в связь сердец,
Плету тебе из опечаток
Неувядаемый венец.
Пестрят читающего путь -
Подобно им, отличья знаки
Твою да испещряют грудь,
На удивление стране,
Так многочисленны, так громки,
Так полновесны, как оне!
____________
(*) Опечатки (лат.).- Ред.
Пишет Австрии устав,
Бонапарт, в своей рутине,
Непреклонный кажет нрав;
Говорят, что будто ныне
Кто настойчив, тот и прав;
И по этой-то причине,
Перед вами ниц упав,
Вновь молю вас: о Щербине
Не забудьте, милый граф!
Дни римские с певцом,
Тебе, переломившему
Копье с святым отцом,
Привыкшему витать,
Не слишком будет смело ли
Поднесть сию тетрадь?
Признайся (хи, хи, хи!),
Ты сам, превосходительный,
Пописывал стихи?
Итак, мое послание
И дружеский поклон
До нашего свидания
Я шлю тебе, барон.
_______
(*) Во дворце Джоли (итал.).- Ред.
а наряда в ней нет.
Что вам расскажет дед.
Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет.
За тысячу уж лет
Смекнули наши предки:
Порядка-де, вишь, нет.
И молвят: "Как нам быть?
Давай пошлем к варягам:
Пускай придут княжить.
Им ведом мрак и свет,
Земля ж у нас богата,
Порядка в ней лишь нет".
Отправились туда
И говорят варягам:
"Придите, господа!
Что киевских конфет;
Земля у нас богата,
Порядка в ней лишь нет".
Но думают: "Что ж тут?
Попытка ведь не шутка -
Пойдем, коли зовут!"
Варяги средних лет,
Г лядят г земля богата,
Порядка ж вовсе нет.
Здесь ногу сломит черт,
Es ist ja eine Schande,
Wir mussen wieder fort"1.
"Постой,- сказал другим,-
Fortgeh"n war" ungeburlich,
Vielleicht ist"s nicht so schlimm2.
Почти одна лишь шваль;
Wir bringen"s schon zustande,
Versuchen wir einmal"3.
Княжил семнадцать лет,
Земля была обильна,
Порядка ж нет как нет!
А правил им Олег,
Das war ein groper Krieger4
И умный человек.
А после Святослав;
So ging die Reihenfolge5
Языческих держав.
На свой отцовский трон,
Da endigte fur immer
Die alte Religion6.
"Ведь наши боги дрянь,
Пойдем креститься в воду!"
И сделал нам Иордань.
Когда его спихнем,
Увидите, порядок
Какой мы заведем!"
В Афины и Царьград.
Попы пришли толпами,
Крестятся и кадят,
И полнят свой кисет;
Земля, как есть, обильна,
Порядка только нет.
Порядка не создав.
За ним княжить стал вскоре
Великий Ярослав.
Порядок бы и был;
Но из любви он к детям
Всю землю разделил.
А дети, видя то,
Давай тузить друг друга:
Кто как и чем во что!
"Ну,- думают,- не трусь!"
Надели шаровары,
Приехали на Русь.
Земля пошла вверх дном,
Постойте ж, мы вам скоро
Порядок заведемШ.
(Хоть вон святых неси.)
Тут много всякой дряни
Настало на Руси.
В орду несет извет;
Земля, кажись, богата -
Порядка ж вовсе нет.
Он говорит: "Шалишь!
Уж мы теперь не дети!"
Послал татарам шиш.
От всяких зол и бед
И очень хлебородна,
А все ж порядка нет.
Он Третьему был внук;
Калач на царстве тертый
И многих жен супруг.
Ему был имярек
За то, что был серьезный,
Солидный человек.
Но разумом не хром;
Такой завел порядок,
Хоть покати шаром!
При этаком царе;
Но ах! ничто не вечно -
И царь Иван умре!
Отцу живой контраст;
Был разумом не бодор,
Трезвонить лишь горазд.
Не в шутку был умен,
Брюнет, лицом недурен,
И сел на царский трон.
Не стало прежних зол,
Чуть-чуть было порядка
В земле он не завел.
Откуда ни возьмись,
Такой задал нам танец,
Что умер царь Борис.
Взобравшись, сей нахал
От радости с невестой
Ногами заболтал.
И даже не дурак,
Но под его державой
Стал бунтовать поляк.
И вот однажды в ночь
Мы задали им перцу
И всех прогнали прочь.
Но вскоре всей землей
Его мы попросили,
Чтоб он сошел долой.
Казаков привели;
Пошел сумбур и драки:
Поляки и казаки,
Нас паки бьют и паки;
Мы ж без царя как раки
Горюем на мели.
Порядка ж ни на грош.
Известно, что без власти
Далeко не уйдешь.
И вновь царя избрать,
Тут Минин и Пожарский
Скорей собрали рать.
Поляков снова вон,
Земля же Михаила
Взвела на русский трон.
Но был ли уговор -
История об этом
Молчит до этих пор.
Прислали свой привет;
Земля была обильна -
Порядка ж нет как нет.
Тогда роди Петра.
Пришла для государства
Тут новая пора.
Почти как царь Иван,
И так же был не сладок,
Порой бывал и пьян.
Вы сгинете вконец;
Но у меня есть палка,
И я вам всем отец!..
Он гладко нас обрил,
А к святкам, так что чудо,
В голландцев нарядил.
Петра я не виню:
Больному дать желудку
Полезно ревеню.
Был, может быть, прием;
А все ж довольно прочен
Порядок стал при нем.
Петра во цвете лет,
Глядишь, земля обильна,
Порядка ж снова нет.
Царило много лиц,
Царей не слишком много,
А более цариц.
Он сущий был жандарм,
Сидели мы как в ванне
При нем, da... Gott erbarm!7
Была Елисавeт:
Поет и веселится,
Порядка только нет.
И где же корень зла,
Сама Екатерина
Постигнуть не могла.
Порядок расцветет,-
Писали ей учтиво
Вольтер и Дидерот,-
Которому вы мать,
Скорее дать свободу,
Скорей свободу дать".
Она,- vous me comblez"8,-
И тотчас прикрепила
Украинцев к земле.
Мальтийский кавалер,
Но не совсем он правил
На рыцарский манер.
Настал ему взамен,
В нем слабы были нервы,
Но был он джентльмен.
Стотысячную рать
Надвинул Бонапарте,
Он начал отступать.
Нельзя сидеть в дыре,
Ан глядь: уж мы в Париже,
С Louis le Desire.
Расцвел России цвет,
Земля была обильна,
Порядка ж нет как нет.
Я б написал мое,
Но чаю наказанье,
Боюсь monsieur Veillot.
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.
К министрам перейдем.
Но что я слышу? стоны,
И крики, и содом!
Мы зрим такой наряд;
На маленьких салазках
Министры все катят.
In corpore9, сполна,
Скользя, свои к потомкам
Уносят имена.
Се Панин, се Метлин,
Се Брок, а се Замятнин,
Се Корф, се Головнин.
Припомнить всех нельзя,
И вниз одной дорогой
Летят они, скользя.
Я позабыл свой слог;
Картине живописной
Противостать не мог.
Знать, у меня в крови;
О Нестор преподобный,
Меня ты вдохнови.
Мое усердье зря,
И дай мою мне повесть
Окончить не хитря.
Столбец кончаю свой
От рождества Христова
В год шестьдесят восьмой.
Идут у нас дела,
Зело изрядна мужа
Господь нам ниcпосла.
Нам, аки свет зари,
Свой лик яви Тимашев -
Порядок водвори.
На бренных сих листах
Не дописах поспешно
Или переписах,
Читая во все дни,
Исправи правды ради,
Писанья ж нe кляни.
Рассказ немудрый сей
Худый смирениый инок,
Раб божий Алексей.
2 Уйти было бы неприлично, может быть, это не так уж плохо (нем.).- Ред.
3 Мы справимся, давайте попробуем (нем.).- Ред.
4 Это был великий воин (нем.).- Ред.
5 Такова была последовательность (нем.).- Ред.
6 Тогда пришел конец старой религии (нем.).- Ред.
7 Помилуй бог! (нем.).- Ред.
8 Господа, вы слишком добры ко мне (франц.).- Ред.
9 В полном составе (лат.).- Ред.
Вместе побранились;
Стасюлевич и Маркевич
Оба осрамились.
В этом я уверен!"
Отвечает Стасюлевич:
"Лжешь как сивый мерин!"
"Судишь ты превратно!"
Отвечает Стасюлевич:
"То донос печатный!"
"Классицизм нам кстати ль?"
Говорит ему Маркевич:
"Стало, ты предатель!"
Сорвался с балкона,
И на нем суконные
Были панталоны.
Дан пример нам оный:
Братья, без медления
Снимем панталоны!
Ужасны Стимфалидов стаи,
Смертельна Хирона стрела,
Широко лоно Пазифаи.
С Гармодием на перекличке,
И снисходительно Платон
Их судит странные привычки.
Рабы и самые рабыни,
И каждый римский гражданин
Болтал свободно по-латыни.
Назначает рандеву,
Штуки столь не видел ловкой
С той поры, как я живу,
Ни во сне, ни наяву.
Веря докторской сноровке,
Затесалася в траву
К ночи божия коровка.
И, припасши булаву,
Врач пришел на рандеву.
У скалы крутой подножья
Притаясь, коровка божья
Дух не смеет перевесть,
За свою страшится честь.
Так-то делаете все вы!
Издали: "Mon coeur, mon tout", -(*)
А пришлось начистоту,
Вам и стыдно, и неловко;
Так и божия коровка -
Подняла внезапно крик:
"Я мала, а он велик!"
Но, в любви не зная шутки,
Врач сказал ей: "Это дудки!
Мне ведь дело не ново,
Уж пришел я, так того!"
К чудотворцу Николаю
(Как то делалося встарь)
Обратилась божья тварь.
Грянул гром. В его компанье
Разлилось благоуханье -
И домой, не бегом, вскачь,
Устрашась, понесся врач,
Приговаривая: "Ловко!
Ну уж божия коровка!
Подстрекнул меня, знать, бес!"
- Сколько в мире есть чудес!
___________
(*) Сердце мое, жизнь моя (франц.).- Ред.
Зачем, среди вечерней тени,
Смущает доктора твой звук?
Зачем дрожат его колени?
Теперь какую слышит повесть?
Какого ропот живота
Тебе на ум приводит совесть?
Трепещешь ты не без причины -
Припомни стон, припомни плач
Тобой убитой Адольфины!
Ее жестоко обманули,
Когда с улыбкой ты поднес
Ей каломельные пилюли...
Закат пылал на небе грозном -
С тех пор моя летает тень
Вокруг тебя жуком навозным...
Вокруг него, в вечерней тени,
Чертит круги - а с ним недуг,
И подгибаются колени...
Говорил раз пономарь,-
От яиц крутых в желудке
Образуется янтарь!"
Не любил духовных лиц
И причетнику в досаду
Проглотил пятьсот яиц.
Пономарь звонит сплеча -
Это значит: погребают
Вольнодумного врача.
Пир окончен в дождь и грязь,
И причетники мыслете
Пишут, за руки схватясь.
Повторяет пономарь,-
А уж в докторском желудке
Так и сделался янтарь!"
БЕРЕСТОВАЯ БУДОЧКА
Ногу на ногу скрестив,
Врач наигрывал на дудочке
Бессознательный мотив.
О бинтах, о ревене,
О Венере и о грациях...
Птицы пели в вышине.
Хоть не ведали о чем,
И внезапно все захлопали,
Восхищенные врачом.
Им сказал как бы шутя:
"Что на веточках повисли вы,
Даром уши распустя?
Да и дудочка слаба,-
И врачу была б приличнее
Оловянная труба!"
На сиреневом кусте,
Для таинственного дела
Доктор крался в темноте.
Муха, яд в себе тая,
Говорит: "Теперь для мщенья
Время вылучила я!"
Доктор встал, домой спеша,
И на воздухе невольно
Выкидает антраша.
Скрыли доктора полет,
И победу на сирени
Муха шпанская поет.
С вилкой в роще погулять.
Набрели на муравейник;
Вилка ну его пырять!
Расходилась: я храбра-де!
Тычет вдоль и поперек.
Муравьи, спасенья ради,
Поползли куда кто мог;
А кофейнику потеха:
Руки в боки, кверху нос,
Надседается от смеха:
"Исполати! Аксиос!
Веселися, храбрый росс!"
Тут с него свалилась крышка,
Муравьев взяла одышка,
Все отчаялись - и вот -
Наползли к нему в живот.
Как тут быть? Оно не шутки:
Насекомые в желудке!
Он, схватившись за бока,
Пляшет с боли трепака.
Поделом тебе, кофейник!
Впредь не суйся в муравейник,
Нe ходи как ротозей,
Умеряй характер пылкий,
Избирай своих друзей
И не связывайся с вилкой!
И убедившися в их силе,
Перед тобой паду я ниц,
О Феофиле, Феофиле!
Но ты от Януса отличен;
Как государственный орел,
Ты был двуглав, но не двуличен.
Меня обманывала приcма,
Но ты возрек - и я готов
Признать тиранство дуалисма;
Прости упрек мой близорукий -
И будь от буйного стрельца
Тобой отличен Долгорукий!
(Мне даже стыдно перед миром),
Меня, проказник, ты сравнил
Чуть-чуть не с царственным Шекспиром!
Скажи, навязывать мне кстати ль?
Поверь, я понимаю соль
Твоей иронии, предатель!
Равняет с Лессингом. Ужели
Ты думал, что серьезно я
Поверю этой параллели?
Что на немецком диалекте
"Лаокоона" он хвалил,
Как я "Феодора" в "Проекте"?
Глумясь, равнять пригорок с Этной?
Я уступаю место всем,
А паче братии газетной.
Во змей упершийся руками,
Но скромно зрю, что осажден
Лишь дождевыми червяками!
Скажи, на что это похоже?
Ты рассуждаешь о властях
Так, что мороз дерет по коже!
(Чего на свете не бывает!)
Могло попасть к m-r Veillot,
Который многое читает.
Язык держать привык я строго
И повторяю каждый день:
Нет власти, аще не от бога!
Творцом внушаемых вельможам,
Мы из истории пример
На этот случай выбрать можем:
Склонял великий Ломоносов -
Я ж друг властей и вечный враг
Так называемых вопросов!
Китаец Цу-Кин-Цын
И молвит мандаринам:
"Я главный мандарин!
Мне ваш спросить совет:
Зачем у нас в Китае
Досель порядка нет?"
Задами потрясли,
Гласят: "Затем доселе
Порядка нет в земли,
Нам тысяч пять лишь лет;
Затем у нас нет складу,
Затем порядку нет!
И желтым и простым,
Мы много обещаем
И много совершим!"
Ответил Цу-Кин-Цын,-
Я убеждаюсь силой
Столь явственных причин.
Пять тысяч только лет!"
И приказал он высечь
Немедля весь совет.
О МАРКЕВИЧЕ И О АРАПАХ
Сплотим святую Русь!
Различий, как бесчинства,
Народных я боюсь.
Терпеть их - это грех!
Их надо тискать, тискать
В московский облик всех!
Но есть и вотяки,
Башкирцы, и армяне,
И даже калмыки;
(Конвоя цвет и честь!),
И латыши, и финны,
И шведы также есть;
Живут у нас в плену;
Признаться ль? Есть и немцы
Но это: entre nous!(*)
Я на ухо шепну:
У нас есть и поляки,
Но также: entre nous;
Обилен наш запас;
Как жаль, что между ними
Арапов нет у нас!
Усердием велик,
Им мазал белой краской
Их неуказный лик;
И с помощью воды,
Самарин тер бы мелом
Их черные зады;
Им удлинял бы нос,
Маркeвич восклицал бы:
"Осанна! Аксиос!"
(*) Между нами! (франц.).- Ред.
То в сенате не служи,
Если ж служишь, то по шпорам
Не вздыхай и не тужи.
Тщись расходов избегать,
Руки мой себе, пожалуй,
Мыла ж на ноги не трать.
В пустяках уступчив будь,
Жилься докрасна в запоре,
А поноса вспять не нудь.
Иль продрав их назади,
Их сымать не смей в гостиной,
Но в боскетную поди.
Огласит твой кабинет,
Ты не вскакивай со стуком,
Восклицая: "Много лет!"
Будь всегда душой обеда,
Не брани чужие щи
И из уха у соседа
Дерзко ваты не тащи.
По груди ее не гладь
И не смей ее салфеткой
Потный лоб свой обтирать.
Повелит тебе нужда,
Тем пред дамами хвалиться
Ты не должен никогда.
Ты его не осуждай,
Но болящему без злобы
Корша ведомость подай.
Забавлять ее ходи,
Но игривость до нахальства
Никогда не доводи:
Для обтирки сапогов
И не спрашивай у бабки,
Много ль есть у ней зубов?
Чти в кузинах благодать
И не вздумай без причины
Их под мышки щекотать.
Но приличия блюди
И червей, гуляя в роще,
Им за шею не клади.
Дочерей на пару слов
И с племянницы насильно
Не тащи ее чулков.
Не кричи: "Катай-валяй!"
И кормилицыной груди
У дити не отбивай.
Рви в саду для них плоды,
Не показывай им зада
Без особенной нужды.
Их своди на скотный двoр:
Помогает много это
Расширять их кругозор;
Их сюрпризом удивить,
Не давай, подлец, быка им
В виде опыта доить.
Перст в кулак себе совать
Под предлогом, что загадка
Им дается отгадать.
Сохраняй достойный вид,
Как прилично офицеру
И как служба нам велит.
У начальника умрет,
Расскажи ему, вздыхая,
Подходящий анекдот;
Не рассказывай, грубя:
Например, что вот кобыла
Также пала у тебя;
Мы на свете не живем
И что надо быть тетерей,
Чтоб печалиться о том;
Твой начальник и сердит,
Проводить тебя в затылок
Он курьеру повелит.
Бисер свиньям не мечи -
Вслед за пахарем прилежным
Ходят жадные грачи.
блеске. Хор дворян, купечества, мещан и
почетных граждан.
Таирова поймали!
Отечество, ликуй!
Конец твоей печали -
Ему отрежут нос!
Близ лавок и трактиров,
Скрываясь там и сям,
Не раз злодей Таиров
Пугал собою дам.
г и л ь д и и
С осанкой благородной,
Бродя средь наших стен,
Таиров..........
Показывал нам....!
Таирова поймали!
Отечество, ликуй!
Конец твоей печали -
Ему отрежут нос!
"Друзья мои,- к совету,
Вздохнув, Кокошкин рек,-
Здесь бегает по свету
Какой-то человек.
Забыл, бездельник, стыд,
Начальство для примеру
Поймать его велит -
Нам всем назначен путь -
Нельзя ли хоть для страху
Поймать кого-нибудь?"
Подсматривать везде,
Не узрят ли случайно
Хоть чьи-либо....
Неукротим, как рок,
Полковник Трубачеев
Увидеть их не мог.
Скрываясь там и сям,
По-прежнему Таиров
Пугал собою дам.
Бежать куда кто знал...
(перебивает купца 2-й гильдии)
Услышит генерал!
Таирова поймали!
Отечество, ликуй!
Конец твоей печали -
Ему отрежут нос!
(продолжает рассказ купца 2-й гильдии)
Близ лавок и трактиров,
Скрываясь там и сям,
По-прежнему Таиров
Пугал собою дам.
Вблизи Пяти углов,
Его узрел отважный
Сенатор Муравьев.
В полицью дал он знать:
Таиров дерзновенный
Явился-де опять.
Бегут они туда...
а д м и н и с т р а т и в н о й ч а с т и
(перебивает купца 3-й гильдии)
Вот я тебя уж съезжу,
Послушай, борода!
(перебивает квартального 2-й административной части)
Таирова поймали!
Отечество, ликуй!
Конец твоей печали -
Ему отрежут нос!
(продолжает рассказ купца 3-й гильдии)
И тише сколь возможно,
Лишь кашляя слегка,
Подходят осторожно
Они издалека.
Все вместе вопиют,-
Который дамам мерзкий
Показывает...?"
Таиров им в ответ,-
И... хоть налицо мой,
Но всe равно что нет!
Что в нем едва вершок,
А сверх него фуфайка
И носовой платок!
Не узрят никогда,
Затем что он не...
Прощайте, господа!"
(обращаясь к мещанину)
Уловка помогла ли?
(обращаясь к дворянину)
Не думаю, навряд!
Один мещанин
(обращаясь к почетному гражданину)
Уловка-то? Едва ли!
(обращаясь сам к себе)
Хитер ведь, супостат!
Таирова поймали,
Таирова казнят!
Прошли наши печали,
Пойдемте в Летний сад!
Таирова поймали!
Отечество, ликуй!
Конец твоей печали -
Ему отрежут нос!
Пью ли сливки я коровьи,
За твое всегда, Настасья,
Выпиваю я здоровье.
Мне вручили полномочье,
Чтобы пил при звоне лиры
За твою младую дочь я.
Лишь бутылки да графины,
И при шуме урагана,
И при грохоте машины
Пью из этого стакана
За обеих именины!
Все меня чарует,
И приказчик стал мне мил,
Что доход ворует,
Там через плотину,
И свинья, что о забор
С хрюком чешет спину,
Так я стал незлобен,
Что и самого Вельо
Я 6 обнять способен!
Оттого покрыться,
Что Маркeвич с Стасюлевичем
Долго так бранится.
Hе грозиться палкой?
Стасюлевичу б Маркeвича
Подарить фиалкой?
Но ведь может же случиться,
Что к обители отцов
Mне придется отлучиться.
Что сведет мне поясницу,
Ты, прошу, жене моей
Выдай паспорт за границу.
Ибо это будет верно,
Что стою я близ межи,
Преступить ее же скверно.
Дело ж почты - дело дрянь:
Адресованные в Ладогу,
Письма едут в Еривань.
По неведомым путям,
Иль совсем не получаются,
Иль со вздором пополам.
"Твоего взял сына тиф!"
Тот читает, что таможенный
Изменяется тариф.
"Наши цены поднялись" -
Телеграмма ж к Артамонову
Так и катится в Тифлис.
Через это и вреда;
Одного такого случая
Не забуду никогда:
Телеграфною депешею
Городничий извещен,
Что "идет колонной пешею
На него Hаполеон".
Всполошился мал и стар;
Запирается правление,
Разбегается базар.
Испекли по пирогу
И за дверию огромною
Припасают кочергу.
В них поддерживает дух
И к заставе с рынка птичьего
Инвалидов ставит двух.
Заболела наповал,
Поп о древних вавилонянах
В церкве проповедь сказал.
Уж на жертву, как Юдифь,
Косметиком натирается,
Городничий еле жив.
Дочь их рядится сама;
Говорит: "К вождю французскому
Я хочу идти с мама!
Примет нас Наполеон;
Ах, зачем пришел с пехотою,
А не с конницею он!"
Мать и дочь идут пешком,
Тащут старую Прасковию
За собой с пустым мешком.
Вместе бродят дочь и мать,
Но грядущего с народами
Бонапарта не видать.
Приплелись они домой:
"Ни вождя не отыскали мы,
Ни колонны никакой!
Провалились на мосту,
Что построен инженерами
О великом о посту!"
"Что же видели вы там?"
"Только видели: валяется
У заставы всякий хлам,
Шла Аверкина свинья;
Мы ее толкнули пятами
Мимоходом, дочь и я;
С нами встретился, пострел,
Но и он-то нас, каналия,
Обесчестить не хотел!"
"Вишь, мошенник, грубиян!
Пусть же мне не попадается
В первый раз, как будет пьян!
Аванпост или пикет?"
"Ах, папаша, нас обидели,
И пикета даже нет!"
Сам в уезд летит стремглав
И в Конторе там справляется,
Что сдано на телеграф?
Просто значилося в ней:
"Под чиновника Распрыскина
Выдать тройку лошадей".
Вам проложивших новый путь,
С сим посылается Василий
Помочь вам в Брянске чем-нибудь.
Питомца ветреного муз -
Да покровительствуют боги
Ее давно желанный груз!
Да скачет цел и невредим,
Да не подломятся рессоры
Близ грязных Выгоничь под ним!
И дорогие седины
Да увенчают и хариты,
И Рога Красного сыны!
Государственного совета,
Кузьма Прутков.
1
Правда ль это, что я слышу?
Молвят овамо и семо:
Огорчает очень Мишу
Будто Дарвина система?
Без хвоста твоя ведь....,
Так тебе обиды нету
В том, что было до потопа.
Мы их зерна только сеем;
И Коперник ведь отчасти
Разошелся с Моисеем.
С видом нянюшки лелея,
Ты б уж должен в заседанье
Запретить и Галилея.
Что вольны в науке мненья -
Твой контроль с какого права?
Был ли ты при сотворенье?
Введены во бытиe мы?
Иль не хочешь ли уж богу
Ты предписывать приемы?
Что считал он боле кстати -
Знать не может председатель
Комитета о печати.
Всесторонность божьей власти -
Ведь такое, Миша, дело
Пахнет ересью отчасти!
Подавать - неосторожно,
И тебя за скудость веры
В Соловки сослать бы можно!
Нам искать большого ранга,
И, по мне, шматина глины
Не знатней орангутанга.
Дарвин глупость порет просто -
Ведь твое гоненье гаже
Всяких глупостей раз во сто!
Видишь ты в его системе?
Но святая сила с нами!
Что меж Дарвином и теми?
До людской возвесть средины -
Нигилисты же хлопочут,
Чтоб мы сделались скотины.
Подтвержденье дарвинисма,
И сквозят в их диком строе
Все симптомы атависма:
Самомнительны и едки,
Эти люди очевидно
Норовят в свои же предки.
Оба пола разубраны -
Это бармы архирея
Вздели те же обезьяны.
Верь мне: гнев в себе утиша,
Из-за взбалмошных поповен
Не гони его ты, Миша!
Здесь прибавлю, многочтимый:
Не китайскою стеною
От людей отделены мы;
Положив у нас зачаток,
Проникает к нам без стука
Мимо всех твоих рогаток,
И, следя, как в тьме лазурной
Ходят божии планеты
Без инструкции ценсурной,
Все в иную плоть одета,
В область разума вступила,
Не спросясь у Комитета.
У науки нрав не робкий,
Не заткнешь ее теченья
Ты своей дрянною пробкой!
Страшуся милых нигилистов;
Их суд правдив, их натиск лих,
Их гнев губительно неистов;
Приятно, в званье ретрoграда,
Когда хлестнет их по спине
Моя былина иль баллада.
Они, подпрыгнувши невольно,
И, потираясь, говорят:
Нисколько не было нам больно!
Метлой пугнутый неучтивой,
Распустит хвост, чтоб скрыть испуг,
И забулдыкает спесиво.
Советнику Попову странный сон:
Поздравить он министра в именины
В приемный зал вошел без панталон;
Но, впрочем, не забыто ни единой
Регалии; отлично выбрит он;
Темляк на шпаге; всe по циркуляру -
Лишь панталон забыл надеть он пару.
Что он тогда лишь свой заметил промах,
Как уж вошел. "Ну,- думает,- уйду!"
Не тут-то было! Уж давно в хоромах
Народу тьма; стоит он на виду,
В почетном месте; множество знакомых
Его увидеть могут на пути -
"Нет,- он решил,- нет, мне нельзя уйти!
И скрою тем досадный мой изъян;
Пусть верхнюю лишь видят половину,
За нижнюю ж ответит мне Иван!"
И вот бочком прокрался он к камину
И спрятался по пояс за экран.
"Эх,- думает,- недурно ведь, канальство!
Теперь пусть входит высшее начальство!"
Особ чиновных, чающих карьеры;
Невнятный в зале раздавался звук,
И все принять свои старались меры,
Чтоб сразу быть замеченными. Вдруг
В себя втянули животы курьеры,
И экзекутор рысью через зал,
Придерживая шпагу, пробежал.
Изящных форм, с приветливым лицом,
Одет в визитку: своего, мол, чина
Не ставлю я пред публикой ребром.
Внушается гражданством дисциплина,
А не мундиром, шитым серебром.
Все зло у нас от глупых форм избытка,
Я ж века сын - так вот на мне визитка!
И в самом сне от зоркости Попова.
Хватается, кто тонет, говорят,
За паутинку и за куст терновый.
"А что,- подумал он,- коль мой наряд
Понравится? Ведь есть же, право слово,
Свободное, простое что-то в нем!
Кто знает? Что ж? Быть может! Подождем!"
"Всех, господа, всех вас благодарю!
Прошу и впредь служить так аккуратно
Отечеству, престолу, алтарю!
Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна?
Я в переносном смысле говорю:
Мой идеал полнейшая свобода -
Мне цель народ - и я слуга народа!
Могу сказать: печальное то время,-
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес - но не вполне - да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда.
Надеюсь, вам понятно, господа?"
Министр поклоном легким отвечал,
И тут же, с видом, полным снисхожденья,
Он обходить обширный начал зал:
"Как вам? Что вы? Здорова ли Евгенья
Семеновна? Давно не заезжал
Я к вам, любезный Сидор Тимофеич!
Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!"
Какой-то там коллежский регистратор.
Он и к тому, и тем не пренебрег:
Взял под руку его: "Ах, Антипатор
Васильевич! Что, как ваш кобелек?
Здоров ли он? Вы ездите в театор?
Что вы сказали? Все болит живот?
Ах, как мне жаль! Но ничего, пройдет!"
Свои министр так перлы расточал;
Иному он подмигивал лукаво,
На консоме другого приглашал
И ласково смотрел и величаво.
Вдруг на Попова взор его упал,
Который, скрыт экраном лишь по пояс,
Исхода ждал, немного беспокоясь.
Так, так и есть! Его мы точность знаем!
Но отчего ж он виден мне не весь?
И заслонен каким-то попугаем?
Престранная выходит это смесь!
Я любопытством очень подстрекаем
Увидеть ваши ноги. Да, да, да!
Я вас прошу, пожалуйте сюда!"
Как на его посмотрят туалет,
Попов наружу вылез. В изумленье
Министр приставил к глазу свой лорнет.
"Что это? Правда или наважденье?
Никак, на вас штанов, любезный, нет?"
И на чертах изящно-благородных
Гнев выразил ревнитель прав народных.
В Шотландии? Как вам пришла охота
Там, за экраном, снять с себя штаны?
Вы начитались, верно, Вальтер Скотта?
Иль классицизмом вы заражены?
И римского хотите патриота
Изобразить? Иль, боже упаси,
Собой бюджет представить на Руси?"
Чем в милости. Чреватый от громов
Взор заблестел. Он продолжал: "Вы наше
Доверье обманули. Много слов
Я тратить не люблю".- "Ва-вa-ва-ваше
Превосходительство!- шептал Попов.-
Я не сымал... Свидетели курьеры,
Я прямо так приехал из квартеры!"
Приехать так? Ко мне? На поздравленье?
В день ангела? Безнравственная тварь!
Теперь твое я вижу направленье!
Вон с глаз моих! Иль нету - секретарь!
Пишите к прокурору отношенье:
Такого-то министра - имярек -
Отечество спаслось от заговору
И нравственность не сгинула навек.
Под стражей ныне шлется к прокурору
Для следствия сей вредный человек,
Дерзнувший снять публично панталоны,
Да поразят преступника законы!
По делу выйти может послабленье,
Присяжные-бесштанники спасут
И оправдают корень возмущенья!
Здесь слишком громко нравы вопиют -
Пишите прямо в Третье отделенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
На общество так явно поднял меч,
Что пользу можно б административно
Из неглиже из самого извлечь.
Я жертвую агентам по две гривны,
Чтобы его - но скрашиваю речь -
Чтоб мысли там внушить ему иные.
Затем ура! Да здравствует Россия!"
Внезапно взяли под руки Попова.
Стыдливостью его не дорожа,
Они его от Невского, Садовой,
Средь смеха, крика, чуть не мятежа,
К Цепному мосту привели, где новый
Стоит, на вид весьма красивый, дом,
Своим известный праведным судом.
Который их до места проводил,
С заботливым Попова попеченьем
Сдал на руки дежурному. То был
Во фраке муж, с лицом, пылавшим рвеньем,
Со львиной физьономией, носил
Мальтийский крест и множество медалей,
И в душу взор его влезал всe далей!
В каких боях отличен был как воин,
За что свой крест мальтийский получил
И где своих медалей удостоен -
Неведомо. Ехидно попросил
Попова он, чтобы тот был спокоен,
С улыбкой указал ему на стул
И в комнату соседнюю скользнул.
Попов стал думать о своей судьбе:
"А казус вышел, кажется, причинный!
Кто б это мог вообразить себе?
Попался я в огонь, как сноп овинный!
Ведь искони того еще не бе,
Чтобы меня кто в этом виде встретил,
И как швейцар проклятый не заметил!"
С лицом почтенным, грустию покрытым,
Лазоревый полковник. Из очей
Катились слезы по его ланитам.
Обильно их струящийся ручей
Он утирал платком, узором шитым,
И про себя шептал: "Так! Это он!
Таким он был едва лишь из пелен!
(Попову было с лишком сорок лет),-
Моя душа для вашей не чужая!
Я в те года, когда мы ездим в свет,
Знал вашу мать. Она была святая!
Таких, увы! теперь уж боле нет!
Когда б она досель была к вам близко,
Вы б не упали нравственно так низко!
К отверженным не может быть презренья,
И я хочу вам быть второй отец,
Хочу вам дать для жизни наставленье.
Заблудших так приводим мы овец
Со дна трущоб на чистый путь спасенья.
Откройтесь мне, равно как на духу:
Что привело вас к этому греху?
Характер ваш невинен, чист и прям!
Я помню, как дитeй за мотыльками
Порхали вы средь кашки по лугам!
Нет, юный друг, вы ложными друзьями
Завлечены! Откройте же их нам!
Кто вольнодумцы? Всех их назовите
И собственную участь облегчите!
Уже успело корни в вас упорство?
Тогда должны мы будем приступить
Ко строгости, увы! и непокорство,
Сколь нам ни больно, в вас искоренить!
О юноша! Как сердце ваше черство!
В последний раз: хотите ли всю рать
Завлекших вас сообщников назвать?"
"Я, господин полковник, я бы вам
Их рад назвать, но мне, ей-богу, дивно...
Возможно ли сообщничество там,
Где преступленье чисто негативно?
Ведь панталон-то не надел я сам!
И чем бы там меня вы ни пугали -
Другие мне, клянусь, не помогали!"
Свою вину не умножайте ложью!
Сообщников и гнусный ваш комплот
Повергните к отечества подножью!
Когда б вы знали, что теперь вас ждет,
Вас проняло бы ужасом и дрожью!
Но дружбу вы чтоб ведали мою,
Одуматься я время вам даю!
Достаточно бумаги и чернил:
Пишите же - не то, даю вам слово:
Чрез полчаса вас изо всех мы сил..."
Тут ужас вдруг такой объял Попова,
Что страшную он подлость совершил:
Пошел строчить (как люди в страхе гадки!)
Имен невинных многие десятки!
Какой-то Шмидт, два брата Шулаковы,
Зерцалов, Палкин, Савич, Розенбах,
Потанчиков, Гудим-Бодай-Корова,
Делаверганж, Шульгин, Страженко, Драх,
Грай-Жеребец, Бабков, Ильин, Багровый,
Мадам Гриневич, Глазов, Рыбин, Штих,
Бурдюк-Лишай - и множество других.
Попались в список лучшие друзья;
Я повторю: как люди в страхе гадки -
Начнут как бог, а кончат как свинья!
Строчил Попов, строчил во все лопатки,
Такая вышла вскоре ектенья,
Что, прочитав, и сам он ужаснулся,
Вскричал: фуй! фуй! задрыгал - и проснулся.
Весенний день глядел в окно так весел,
Висела пара форменных штанов
С мундиром купно через спинку кресел;
И в радости уверился Попов,
Что их Иван там с вечера повесил -
Одним скачком покинул он кровать
И начал их в восторге надевать.
Моя душа, как этот день, ясна!
Не сделал я Бодай-Корове гадость!
Не выдал я агентам Ильина!
Не наклепал на Савича! О, сладость!
Мадам Гриневич мной не предана!
Страженко цел, и братья Шулаковы
Постыдно мной не ввержены в оковы!"
На мой рассказ? Твое я слышу мненье:
Сей анекдот, пожалуй, и хорош,
Но в нем сквозит дурное направленье.
Всe выдумки, нет правды ни на грош!
Слыхал ли кто такое обвиненье,
Что, мол, такой-то - встречен без штанов,
Так уж и власти свергнуть он готов?
Кто так из них толпе кадить бы мог?
Я допущу: успехи наши быстры,
Но где ж у нас министер-демагог?
Пусть проберут все списки и регистры,
Я пять рублей бумажных дам в залог;
Быть может, их во Франции немало,
Но на Руси их нет и не бывало!
Куда Попов отправлен в наказанье?
Что за допрос? Каким его судом
Стращают там? Где есть такое зданье?
Что за полковник выскочил? Во всем,
Во всем заметно полное незнанье
Своей страны обычаев и лиц,
Встречаемое только у девиц.
Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том,
Чтоб в день такой, когда на поздравленье
К министру все съезжаются гуртом,
С Поповым вдруг случилось помраченье
И он таким оделся бы шутом?
Забыться может галстук, орден, пряжка -
Но пара брюк - нет, это уж натяжка!
Войти, одет как древние герои?
И где резон, чтоб за экран он стал,
Никем не зрим? Возможно ли такое?
Ах, батюшка-читатель, что пристал?
Я не Попов! Оставь меня в покое!
Резон ли в этом или не резон -
Я за чужой не отвечаю сон!
И в испытаньях малодушный,
Я ждал насушенный твой хлеб,
Как ожидают хлеб насущный.
С неблагодарностью кухарок
Винил в забвенье вас - и вот
Приносят с почты ваш подарок!
Его эффект животворящий!
Красней, красней же от стыда,
Мой всяку дрянь живот варящий!
Живот, на этот короб хлебный
И пой вседневно с этих пор
Eго творцу канон хвалебный!
Hи резь его пищеваренья!
Да обретет он в жизни соль
И смысл в житейском треволненье!
Его враги ошибкой грубой!
Как этот хлеб несокрушим,
Да сокрушает их он зубы!
И да живет он долговечен,
Как этот хлеб, что внукам впрок
Предусмотрительно испечен!"
Заклинаем и зовем,
Причитая тако:
"Приезжай к нам, Алексей,
Приезжай с женой своей -
Будет кулебяка!
Будет Селери Мусе,
Будут также сласти
И Елагина, чьи ты
Оценяешь красоты
Ради сладострастья!"
Так к присяжным параллелен!
Будь он боле вертикален,
Суд их боле был бы делен!
А присяжных суд печален,
Все затем, что параллелен
Через меру к ним граф Пален!
Суд стал вроде богаделен,
Оттого что так граф Пален
Ко присяжным параллелен.
Иль зарезан, иль подпален,
Оттого что параллелен
Ко присяжным так граф Пален.
Мы дрожим среди молелен,
Оттого что так граф Пален
Ко присяжным параллелен!
Habe Mitleid mit uns allen,(*)
Да не будет параллелен
Ко присяжным так граф Пален!
(*) Господи, сжалься над нашими душами!
Имей сострадание ко всем нам (нем.).- Ред.
В грудь Деларю.
Tот, шляпу сняв, сказал ему учтиво:
"Благодарю".
Тут в левый бок ему кинжал ужасный
Злодей вогнал,
А Деларю сказал: "Какой прекрасный
У вас кинжал!"
Тогда злодей, к нему зашедши справа,
Его пронзил,
А Деларю с улыбкою лукавой
Лишь погрозил.
Истыкал тут злодей ему, пронзая,
Все телеса,
А Деларю: "Прошу на чашку чая
К нам в три часа".
Злодей пал ниц и, слез проливши много,
Дрожал как лист,
А Деларю: "Ах, встаньте, ради бога!
Здесь пол нечист".
Но все у ног его в сердечной муке
Злодей рыдал,
А Деларю сказал, расставя руки:
"Не ожидал!
Возможно ль? Как?! Рыдать с такою силой?-
По пустякам?!
Я вам аренду выхлопочу, милый,-
Аренду вам!
Через плечо дадут вам Станислава
Другим в пример.
Я дать совет царю имею право:
Я камергер!
Хотите дочь мою просватать, Дуню?
А я за то
Кредитными билетами отслюню
Вам тысяч сто.
А вот пока вам мой портрет на память,-
Приязни в знак.
Я не успел его еще обрамить,-
Примите так!"
Тут едок стал и даже горче перца
Злодея вид.
Добра за зло испорченное сердце
Ах! не простит.
Высокий дух посредственность тревожит,
Тьме страшен свет.
Портрет еще простить убийца может,
Аренду ж - нет.
Зажглась в злодее зависти отрава
Так горячо,
Что, лишь надел мерзавец Станислава
Через плечо,-
Он окунул со злобою безбожной
Кинжал свой в яд
И, к Деларю подкравшись осторожно,-
Хвать друга в зад!
Тот на пол лег, не в силах в страшных болях
На кресло сесть.
Меж тем злодей, отняв на антресолях
У Дуни честь,-
Бежал в Тамбов, где был, как губернатор,
Весьма любим.
Потом в Москве, как ревностный сенатор,
Был всеми чтим.
Потом он членом сделался совета
В короткий срок...
Какой пример для нас являет это,
Какой урок!
Прости, печальный мир, где темная стезя
Над бездной для меня лежала,
Где жизнь меня не утешала,
Где я любил, где мне любить нельзя!
Небес лазурная завеса,
Любимые холмы, ручья веселый глас,
Ты, утро - вдохновенья час,
Вы, тени мирные таинственного леса,
И всe - прости в последний раз!
Ты знаешь, баловень, дорогу на Парнас.
Приди, меня мертвит любовь!
В молчанье благосклонной ночи
Явись, волшебница! Пускай увижу вновь
Под грозным кивером твои небесны очи,
И плащ, и пояс боевой,
И бранной обувью украшенные ноги...
Не медли, поспешай, прелестный воин мой,
Приди, я жду тебя: здоровья дар благой
Мне снова ниспослали боги,
А с ним и сладкие тревоги
Любви таинственной и шалости младой.
В одежде дева офицерской.
Петербургского округа.
Хуже б не было сего
Городишки на примете,
Если б не было на свете
Новоржева моего.
Называется он Мглин,
Мил евреям и коровам,
Стоит Луги с Новоржевым.
Нет, милая моя не может лицемерить;
Все непритворно в ней: желаний томный жар,
Стыдливость робкая-харит бесценный дар,
Нарядов и речей приятная небрежность
И ласковых имен младенческая нежность.
Краса моей долины злачной,
Отрада осени златой,
Продолговатый и прозрачный,
Как персты девы молодой.
Чей можно перст сравнить со гроздом винограда.
И там, где мирт шумит над тихой урной,
Увижу ль вновь, сквозь темные леса,
И своды скал, и моря блеск лазурный,
И ясные, как радость, небеса?
Минувших лет воскреснет ли краса?
Приду ли вновь под сладостные тени
Душой заснуть на лоне мирной лени?..
За урну, лень и миртовы леса.
Баратынскому четверостишие "Я жду обещанной тетради...".
Толстой написал:
Проказники, повесы, шалуны,
Цевницы, лиры, лень, Авзонии сыны,
Камены, музы, грации лазурны,
Питомцы, баловни луны,
Наперсники пиров, любимцы Цитереи
И прочие небрежные лакеи.
Тростник болотный долу клонишь?
Зачем на дальний небосклон
Ты облако столь гневно гонишь?
. . . . . . . . . .
Как не наскучило вам всем
Пустое спрашивать у бури?
Пристали все: зачем, зачем?-
Затем, что то - в моей натуре!
"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей!"
Всегда люблю я, ей-же-ей!
Все мое,- сказал булат;
Все куплю,- сказало злато;
Все возьму,- сказал булат.
Ничего!- сказал булат.
Так ступай!- сказало злато;
И пойду!- сказал булат.
Итак, в знак мирного привета,
Снимая шляпу, бью челом,
Узнав философа-поэта
Под осторожным колпаком.
И в наш ходил когда-то дом:
Толстяк, исполненный привета,
С румяным ласковым лицом.
А князь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы,
Нам это, взвизгивая смело,
В задорной юности читал.
С тоской невольной, с восхищеньем
Я перечитываю вас
И восклицаю с нетерпеньем:
Пора! В Москву, в Москву сейчас!
Здесь город чопорный, унылый,
Здесь речи - лед, сердца - гранит;
Здесь нет ни ветрености милой,
Ни муз, ни Пресни, ни харит.
От муз с харитами хоть тресни.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет водэ, изливаясь из урны разбитой:
Дева над вечной струей вечно печальна сидит.
В урне той дно просверлив, воду провел чрез нее.
собрание высших сановников. По-австрийски. - Намек на враждебную по
отношению к России позицию, занятую во время Крымской войны Австрией,
которая до этого считалась ее верным союзником.
[А.М.Жемчужникову] "Вхожу в твой кабинет...". - Обращено к двоюродному
брату Толстого, поэту Алексею Жемчужникову (1821 - 1908), одному из
создателей Козьмы Пруткова.
[К.К.Павловой] "Прошу простить великодушно...". - Павлова К.К.
(1807-1893) - поэтесса и переводчица. С конца 50-х годов жила за границей.
Толстой познакомился с нею в 1861 г. В их письмах много шуточных
стихотворений Павлова перевела на немецкий язык "Дон Жуана", "Смерть Иоанна
Грозного", "Царя Федора Иоанновича" и ряд стихотворений Толстого. В борьбе
суровой с жизнью душной - начало пародии Толстого на поэму И.С.Аксакова
"Бродяга". Сребролукий - бог Аполлон (греч. миф.). Фебов синклит - собрание
людей искусства (Феб - второе имя Аполлона, который считался покровителем
искусств).
Бунт в Ватикане. - В этом стихотворении, написанном в Риме,
высмеивается лицемерие и ханжество главы католической церкви. Толстой
вышучивает также воинственные замыслы и претензии папы римского на
сохранение его светской власти. Приап (греч. миф.) - бог плодородия, садов и
полей, покровитель чувственных наслаждений. Антонелли Д. (1806-1886) -
кардинал, глава государственного совета Папской области. Casta diva -
пречистая дева; ария из оперы итальянского композитора В.Беллини "Норма";
возможно, впрочем, что речь идет о каком-то католическом песнопении. Мероде
Ф.-К. (1820-1874) - военный министр Папской области.
[Б.М.Маркевичу] "Ты, что в красе своей румяной...". - Б.М.Маркевич
Взяв на себя корректуру сборника стихотворений Толстого, Маркевич небрежно
отнесся к этой работе и пропустил много ошибок. Алкивиад (451 - 404 до н.э.)
- афинский политический деятель и полководец; наряду с незаурядными
способностями отличался легкомыслием, себялюбием и т.п. Бутков В.П.
(1814-1881) - государственный секретарь. В конце 50-х годов Маркевич служил
в Государственной канцелярии под его начальством. С изнеможением в кости -
строка из стихотворения Ф.И.Тютчева "Как птичка раннею зарей...".
Ксантиппость. - Ксантиппа - жена древнегреческого философа Сократа, которая,
по преданию, отличалась сварливым и злым характером; имя ее стало
нарицательным.
[Д.А.Толстому] "Бисмарк, сидючи в Берлине...". - Надпись на сборнике
стихотворений, подаренном министру народного просвещения Д.А.Толстому. С
поэтом Н.Ф.Щербиной (1821 - 1869) А.К.Толстой был в эти годы в приятельских
отношениях. О чем он просил Д.А.Толстого - неизвестно. В первых строках речь
идет о международной обстановке после разгрома Австрии Пруссией в 1866 г.
Бонапарт - Наполеон III.
[Ф.К.Мейендорфу] "Барон, тебе, делившему...". - Надпись на сборнике
стихотворений 1867 г. Мейендорф Ф.К. (ум. в 1870 г.) - русский дипломат.
Толстой встречался с ним в Риме в начале 1866 г. Тебе, переломившему //
Копье с святым отцом. - Имеется в виду резкое столкновение Мейендорфа,
занимавшего до 1866 г. должность старшего секретаря русской миссии в
Ватикане и фактически исполнявшего обязанности посла, с папой Пием IX в
декабре 1865 г. Это столкновение послужило поводом для разрыва
дипломатических отношений между русским правительством и Ватиканом.
История государства Российского от Гостомысла до Тимашева. - Сам
Толстой, упоминая о своем произведении в письмах, каждый раз называл его
иначе: "L"histoire de Russia", "L"histoire de Russie jusqu"a Тимашев",
"История России", "Сокращенная русская история", "История государства
Российского от Гостомысла до Тимашева". Почти все заглавия в письмах
Толстого явно сокращенные, а потому мы остановились на последнем, в котором
ощущается как фон "История Государства Российского" Карамзина. Весьма
вероятно, что сатира не имела окончательно установленного поэтом заглавия.
Существует, впрочем, другая точка зрения на этот счет, которая основывается
на свидетельстве В.М.Жемчужникова и согласно которой сатира должна быть
озаглавлена "Сокращенная русская история от Гостомысла до Тимашева" (см.:
А.Бабореко. Новые сведения о стихотворениях А.К.Толстого. - В журн.:
"Русская литература", 1959, Э 3, с. 200-201).
Сразу после написания "История" стала распространяться в списках и
приобрела большую популярность. Редактор журнала "Русская старина"
М.И.Семевский хотел опубликовать ее тотчас же после смерти Толстого, но
натолкнулся на цензурные препятствия. Ему удалось это сделать лишь в 1883 г.
Возможно, что замысел сатиры Толстого возник не без воздействия двух
стихотворений, напечатанных в известном сборнике "Русская потаенная
литература XIX столетия" (Лондон, 1861): "Сказка" и "Когда наш Новгород
Великий...". Вот начало второго из них (до "Русской потаенной литературы"
оно появилось в 4-й книжке "Голосов из России" - Лондон, 1857):
Отправил за море послов,
Чтобы просить у них владыки
Для буйных вольницы голов,
Он с откровенностию странной
Велел сказать чужим князьям:
"Наш край богатый и пространный,
Да не дался порядок нам!"*
______________
* Толстой хорошо знал издания революционной эмиграции. Композитор
М.М.Ипполитов-Иванов, посетивший Красный Рог через несколько лет после
смерти поэта, писал в своих воспоминаниях, что "в библиотеке А.К. оказались
почти все заграничные издания Бакунина, Герцена, весь "Колокол" и почти все
журналы с пометками и замечаниями А.К.".
князь, по совету которого, как сообщает летопись, новгородцы пригласили
якобы варяжских князей. Тимашев - см. вступит. статью (И.Г.Ямпольский.
А.К.Толстой). Иордан - река в Палестине, в которой, по евангельскому
рассказу, крестился Иисус Христос. Имярек - по имени. В официальных бумагах
это слово указывало место, где нужно вставить чье-нибудь имя. Трезвонить
лишь горазд. - Речь идет о религиозности Федора, мало занимавшегося
государственными делами. Паки - опять, снова. Но был ли уговор - то есть
были ли взяты у Михаила Романова при его вступлении на престол какие-нибудь
обязательства, ограничивавшие его власть. Madame, при вас на диво и т.д. -
Желая прослыть просвещенной монархиней, "философом на троне", Екатерина II
вступила в переписку с французскими мыслителями. Она добилась того, что ее
хвалили. Но все их советы относительно насущных политических и социальных
преобразований в России остались, разумеется, втуне. Дидерот - Д.Дидро.
Мальтийский кавалер. - Павел I был гроссмейстером духовного ордена
мальтийских рыцарей. Louis le Desire (Людовик Желанный) - прозвище, данное
роялистами Людовику XVIII (1755-1824), возведенному на французский престол
при содействии Александра I. Veillot - барон И.О.Велио (1830-1899), директор
почтового
работу почты. Столбец - свиток, старинная рукопись. Зело - очень. Водвори -
водворил. Аз - я. Не дописах поспешно и т.д. - Ср. с текстом летописи:
"Такоже и аз худый, недостойный и многогрешный раб божий Лаврентий мних... И
ныне, господа отци и братья, оже ся где буду описал, или переписал, или не
дописал, чтите исправливая бога для, а не клените".
"Стасюлевич и Маркевич...". - Стасюлевич М.М. (1826-1911) - историк и
публицист, редактор либерального журнала "Вестник Европы", сторонник
реальной системы образования. Б.М.Маркевич (1822-1884) - реакционный
писатель и публицист, сотрудник изданий Каткова, приятель Толстого, который,
однако, не разделял многих взглядов Маркевича. "Ваше препирательство со
Стасюлевичем, - писал Толстой Маркевичу 3 ноября 1869 г., - ... вдохновило
меня на куплеты, но я их показывал только жене и сразу же уничтожил... Я
даже и забыл эти куплеты - помню только, что они начинались так..."
Стихотворение вызвано полемикой Стасюлевича и Маркевича, которая является
лишь эпизодом длившейся в течение ряда лет полемики "Вестника Европы", с
одной стороны, и "Русского вестника" и "Московских ведомостей" - с другой, о
реальной и классической системе образования. Полемика имела в 60-е годы
политический смысл. Представители правительственного лагеря видели в
проповеди классицизма способ отвлечь молодежь от материалистических и
революционных идей. Этого нельзя сказать о Толстом, хотя он также был
горячим сторонником классического образования. Толстой осуждал недопустимые,
с его точки зрения, полемические приемы; см. его письмо к Маркевичу от 26
мая 1869 г.: "Все наши полемисты... не умеют полемизировать, так как не
аргументируют, а бранятся. Стасюлевич всякое мнение, не согласное с его
собственным, называет доносом, Катков - предательством". Маркевича же он
обвинял в непозволительных намеках, которые имеют "видимость инсинуации".
"Как-то Карп Семенович...". - Это и следующее стихотворения связаны с
той же полемикой, что и предыдущее, и составляют часть письма к Маркевичу от
22 декабря 1869 г. Стихотворению предшествуют слова: "Редактор "Вестника
Европы" говорит в последнем номере своего журнала, что падение Афин и Рима
доказывает, как неудовлетворителен был классицизм. Это очень хорошо, и я
думаю написать по этому поводу песню. Пока что я могу только набросать эти
несколько неудовлетворительных стихов". Иронизируя над Стасюлевичем, Толстой
имел в виду его примечание к статье С.М.Соловьева "Наблюдения над
историческою жизнию народов"; Стасюлевич использовал одно из утверждений
Соловьева в полемических целях.
"Рука Алкида тяжела...". - Стихотворение отделено от предыдущего
следующим признанием: "Что до меня, то я откровенный классик, я люблю
греческий мир, и все греческое мне нравится".
доктор А.И.Кривский, служивший в Красном Роге в 1868 - 1870 годах.
По-видимому, не все стихотворения этого цикла дошли до нас, в частности,
известны лишь четыре строки из стихотворения о пиявке:
Но стыд храня,
Пиявка доктору сказала:
Люби меня!
церковнослужитель в православной церкви, пономарь, дьячок и т.п. Писать
мыслете - говорится о неровной походке пьяного. Мыслете - старинное название
буквы "м".
"Угораздило кофейник...". - Исполати! (хвала! слава!) и Аксиос!
(достоин!) - греческие выражения, употреблявшиеся в церковной службе.
Веселися, храбрый росс! - Строка из хора "Гром победы, раздавайся...",
сочиненного Г.Р.Державиным для празднества у Потемкина в 1791 г. и часто
исполнявшаяся впоследствии в разных торжественных случаях.
беллетрист; член Главного управления по делам печати; печатал критические
статьи под псевдонимом: Ростислав. Послания связаны с запрещением постановки
"Царя Федора Иоанновича". О ходе дела информировал поэта, обещая свое
содействие, Ф.М.Толстой. В октябре 1868 г. И.А.Гончаров сообщил А.К.Толстому
об окончательном запрещении трагедии и о неожиданном поведении Ф.М.Толстого.
"Мне стало известно, - писал А.К.Толстой Маркевичу, - что Феофил, когда
председательствовал в Совете по делам печати в отсутствие Похвистнева, додал
оба свои голоса против "Федора Иоанновича", ратуя в то же время в качестве
литератора за разрешение этой пьесы. Это вдохновило меня на послание к
Феофилу". Оно не дошло до нас; известны лишь четыре строки:
не дошедшее до нас первое послание к нему, особенно за эпитеты "двуличный" и
"трехипостасный", и написал ему длинное письмо, в котором утверждал, что с
самого начала, несмотря на крупные литературные достоинства пьесы, считал
неудобной ее постановку на сцене. На это письмо Толстой и ответил посланием
"Вкусив елей твоих страниц...". Концовка - перифраз двух строк из "Стансов"
Пушкина.
2. "В твоем письме, о Феофил...". - Посылая стихотворение Маркевичу,
поэт сообщил ему, что оно является ответом на одно из писем Ф.М.Толстого,
которое "пахнет провокацией". "Лаокоона" он хвалил, как я "Феодора" в
"Проекте". - По-видимому, имеется в виду следующий эпизод. После выхода
трактата Г.-Э.Лессинга об искусстве "Лаокоон" (1766) Х.-А.Клотц - немецкий
филолог-классик и влиятельный журналист, человек даровитый, но
недобросовестный - прислал Лессингу льстивое письмо, которым пытался
расположить его в свою пользу. Но, обманувшись в своих расчетах, он подверг
критике некоторые мысли, высказанные в "Лаокооне". Ответом на его возражения
и вместе с тем уничтожающей характеристикой Клотца явились "Письма
антикварного содержания" Лессинга, которые нанесли сильный удар его научной
репутации. "Проект" - "Проект постановки на сцену трагедии "Царь Федор
Иоаннович"". Veillot - барон И.О.Велио (1830-1899), директор почтового
департамента министерства внутренних дел в 1868-1880 гг.; имя его
неоднократно встречается в письмах и стихах Толстого; поэт негодовал на него
за перлюстрацию (тайный просмотр) корреспонденции и высмеивал за плохую
работу почты. Шувалов И.И. (1727-1797) - государственный деятель середины
XVIII в., содействовавший развитию науки и искусства, оказывавший
покровительство ученым и писателям. Ломоносов, Державин и другие посвящали
Шувалову свои произведения. Вечный враг так называемых вопросов - цитата из
Козьмы Пруткова: "В обществе заговорили о каких-то новых потребностях, о
каких-то новых вопросах... Я - враг всех так называемых вопросов!"
"Сидит под балдахином...". - В русской сатирической литературе и
публицистике Китай издавна фигурировал как ширма, за которой можно было
более свободно говорить о темных сторонах российской действительности. Так,
в одной из своих рецензий начала 40-х годов Белинский писал о китайском
имени Дзун-Кин-Дзын и "китайском духе", распространяющемся в России, о
мандаринах и "мандаринском журнале" "Плошка всемирного просвещения,
вежливости и учтивости", имея в виду под последним ультрареакционный журнал
"Маяк".
Песня о Каткове, о Черкасском, о Самарине, о Марковиче и о арапах. - 14
марта 1869 г. на обеде, данном в его честь в Одесском английском клубе,
Толстой произнес речь, которая кончалась провозглашением тоста "за
благоденствие всей русской земли, за все русское государство, во всем его
объеме, от края и до края, и за всех подданных государя императора, к какой
бы национальности они ни принадлежали". Последние слова вызвали недовольство
приятеля Толстого Б.М.Маркевича. Резкая оценка националистических и
русификаторских взглядов Маркевича содержится в письмах к нему Толстого от
26 апреля и 24 мая 1869 г. Против этих взглядов направлено и стихотворение.
Катков М.Н. (1818-1887) - журналист и публицист, редактор журнала "Русский
вестник" и газеты "Московские ведомости"; до 60-х годов умеренный либерал, а
затем - апологет самодержавия и идеолог дворянской реакции. Черкасский В.А.
(1824-1878) - общественный и государственный деятель, примыкавший к
славянофилам; после польского восстания 1863 г. занимал пост главного
директора правительственной комиссии внутренних дел в Польше. Самарин Ю.Ф.
(1819-1876) - публицист и общественный деятель славянофильского лагеря; как
и В.А.Черкасский, был деятельным сотрудником статс-секретаря по делам Польши
Н.А.Милютина; в 1868 г. вышли первые два выпуска его сочинения "Окраины
России", в котором он доказывал, что русская политика недостаточно
проникнута национальными интересами и что правительство недооценивает
опасностей, грозящих русскому государству на окраинах. Маркевич Б.М.
(1822-1884) - реакционный писатель и публицист, сотрудник изданий Каткова,
приятель Толстого, который, однако, не разделял многих взглядов Маркевича.
Недавно и ташкентцы... - В 60-х годах значительная часть Туркестана была
присоединена к России, образовав туркестанское генерал-губернаторство с
центром в Ташкенте. Алба (Альба) (1507-1582) - испанский полководец и
государственный деятель; правитель Нидерландов; безуспешно пытался кровавым
террором подавить нидерландскую революцию. Осанна! (греч. - спаси же!) и
Аксиос! (греч. - достоин!) - выражения, употреблявшиеся в церковной службе.
Мудрость жизни. - Боскетная - комната, украшенная или расписанная
зеленью. Корша ведомость - либеральная газета "С.-Петербургские ведомости",
выходившая под редакцией В.Ф.Корша. Вслед за пахарем прилежным и т.д. -
Цитата из стихотворения Фета "Первая борозда".
[А.Н.Мальцевой] "Пью ль мадеру, пью ли квас я..." -. - Мальцева А.Н.
(1820-1894) - жена брянского помещика и крупного заводчика С.И.Мальцева,
приятельница царицы. Стихотворение написано по дороге из Ливадии в Одессу во
время сильной качки.
"Все забыл я, все простил...". - Это и следующие стихотворения
составляют часть письма к Маркевичу от 14 мая 1871 г. Стихотворению
предшествуют слова: "Если бы не наступила уже весна и не пели соловьи, я бы
написал ругательное письмо Тимашеву... но мягкая погода и меня делает
кротким"). О Тимашеве см. во вступит. статье (И.Г.Ямпольский. А.К.Толстой).
Veillot - барон И.О.Велио (1830-1899), директор почтового департамента
министерства внутренних дел в 1868-1880 гг.; имя его неоднократно
встречается в письмах и стихах Толстого; поэт негодовал на него за
перлюстрацию (тайный просмотр) корреспонденции и высмеивал за плохую работу
почты.
"Я готов румянцем девичьим...". - Стихотворение отделено от предыдущего
словами: "Я хотел бы, чтобы такие же чувства Вы питали к Стасюлевичу". Об их
полемике см. выше, в примечании к стихотворению "Стасюлевич и Маркевич...".
[М.Н.Лонгинову] "Слава богу, я здоров...". - Написано перед отъездом за
границу. Лонгинов был в то время орловским губернатором.
Отрывок. - Veillot - барон И.О.Велио (1830-1899), директор почтового
департамента министерства внутренних дел в 1868-1880 гг.; имя его
неоднократно встречается в письмах и стихах Толстого; поэт негодовал на него
за перлюстрацию (тайный просмотр) корреспонденции и высмеивал за плохую
работу почты. Юдифь - библейская героиня; во время нашествия вавилонского
полководца Олоферна отправилась в неприятельский лагерь и обворожила
Олоферна своей красотой, а когда он заснул, отрубила ему голову и этим
спасла родину от иноземных захватчиков.
[Б.М.Маркевичу] "В награду дружеских усилий...". - Б.М.Маркевич
(1822-1884) - реакционный писатель и публицист, сотрудник изданий Каткова,
приятель Толстого, который, однако, не разделял многих взглядов Маркевича.
Терпсихора (греч. миф.) - муза танца. Хариты (греч. миф.) - богини красоты;
в переносном значении - красавицы.
Послание к М.Н.Лонгинову о дарвинисме. - Лонгинов М.Н. (1823-1875) -
библиограф и историк литературы, в молодости член кружка, группировавшегося
вокруг редакции "Современника", и либерал; с конца 1850-х годов резко
поправел и перешел в лагерь реакции; в 1871 - 1875 гг. был начальником
Главного управления по делам печати и жестоко преследовал передовую мысль.
Лонгинов ответил Толстому стихотворным посланием, в котором утверждал, что
слухи о запрещении книги Дарвина не соответствуют действительности. Вот как
реагировал на это Толстой: "Он отрекается от преследования Дарвина. Тем
лучше, но и прочего довольно" (письмо к Стасюлевичу от 3 января 1873 г.).
Первый эпиграф взят также из Козьмы Пруткова. Овамо и семо - там и здесь.
Шматина глины - ком глины, из которого, по библейскому преданию, бог создал
человека. Бармы - принадлежность парадного наряда русских князей и царей,
надевавшаяся на плечи; также: ризы священника или оплечья на них.
"Боюсь людей передовых...". - "Приезжающие сюда русские, - писал
Толстой Маркевичу из Флоренции в начале 1873 г., - рассказывали мне, что
меня продолжают ругать в разных газетах. Я же -
ходить по рукам в многочисленных списках... О прототипе министра см. во
вступит. статье (И.Г.Ямпольский. А.К.Толстой). С большой похвалой отозвался
о "Сне Попова" Тургенев (письмо Толстого к жене, ноябрь 1874 г.). Не раз
восхищался им Л.Н.Толстой. "Это бесподобно. Нет, я не могу не прочитать вам
этого". - И Лев Николаевич начал мастерски читать "Сон Попова"... вызывая
иногда взрывы смеха", - записал в дневник П.А.Сергеенко. В ноябре 1875 г.
чтение "Сна Попова" не было допущено на вечере памяти А.К.Толстого,
организованном Литературным фондом. Имярек - по имени. В официальных бумагах
это слово указывало место, где нужно вставить чье-нибудь имя. Неглиже -
небрежный вид, небрежная домашняя одежда. К Цепному мосту. - У Цепного моста
в Петербурге (теперь мост Пестеля) помещалось Третье отделение. Причинный
казус - неожиданный и неприятный случай. Не бе - не было. Лазоревый
полковник. - Жандармы носили голубую форму. Санкюлот - презрительная кличка,
данная реакционерами в годы французской революции XVIII в. беднейшим слоям
населения и революционерам-якобинцам, которые носили длинные брюки, а не
аристократические короткие штаны до колен (culotte). Впоследствии в
консервативной публицистике слово "санкюлот" употреблялось в смысле:
вольнодумец, революционно настроенный человек. Комплот (фр. complot) -
заговор. Ектенья - заздравное моление, здесь употреблено в ироническом
смысле. Пряжка - нагрудный знак, выдававшийся за усердие, непорочную службу
и пр.
[М.П.Арнольди] "Ропща на прихоти судеб...". - Написано во Флоренции.
М.П.Арнольда - давний приятель Толстого, муж Н.А.Арнольди, автора
популярного в свое время романа из жизни русской революционной эмиграции
"Василиса" (1879).
Рондо. - Пален К.И. (1833-1912) - министр юстиции в 1867-1878 гг. Во
время его управления министерством судебное ведомство повернуло на путь
реакции. Однако по вопросу о суде присяжных Толстой критиковал Палена
справа, упрекая в слишком мягком к нему отношении. Резкий выпад против суда
присяжных см. также в "Потоке-богатыре". Каламбурное использование слов
"параллелен" и "вертикален" заимствовано из восьмистишия А.Ф.Вельтмана (в
его романе "Странник").
[Великодушие смягчает сердца] "Вонзил кинжал убийца нечестивый...". -
Стихотворение направлено против идей непротивления злу. В основе его лежат,
по-видимому, какие-то неизвестные нам факты. Аренда - награда, состоявшая в
предоставлении государственного имения во временное владение; с 1837 г. под
именем аренды крупным чиновникам назначалась на несколько лет денежная
прибавка к жалованью. Станислава - т.е. орден св. Станислава. Камергер -
придворный чин. Совет - Государственный совет.
Надписи на стихотворениях А.С.Пушкина. - Надписи, опубликованные
племянником С.А.Толстой, поэтом и философом Д.Н.Цертелевым, были сделаны на
лейпцигском издании стихотворений Пушкина 1861 г. (Этот экземпляр,
по-видимому, безвозвратно пропал.) Стихотворения Пушкина цитируются по этому
изданию. Строки, написанные на той странице, где помещено стихотворение "Я
жду обещанной тетради...", Цертелев связывал именно с этим четверостишием,
между тем толчком для их написания были скорее напечатанные рядом
стихотворения "Баратынскому из Бессарабии", "Друзьям", "Адели"; в них
фигурируют "Вакха буйный пир", "звук лир", музы, "питомцы муз и Аполлона",
хариты, Лель. "Везде, где попадаются слова Лель, повеса, шалуны, цевницы,
хариты, - писал Цертелев, - Толстой подчеркивает их и снабжает
примечаниями... Против некоторых стихотворений стоят краткие восклицания:
"хорошо", "великолепно", "вот это я понимаю", но большею частью примечания
имеют характер шутки". Наконец, Цертелев утверждает, что надписей Толстого
было множество. Продолжение "Золота и булата" приписывалось также
М.Л.Михайлову. Мглин - уездный город Черниговской губернии; в Мглинском
уезде находилось имение Толстого Красный Рог. Авзония - Италия. Цитерея, или
Киферея (греч. миф.) - одно из прозвищ Афродиты (остров Кифера был одним из
центров культа Афродиты). Филимонов В.С. (1787-1858) - поэт, беллетрист и
драматург. Захаржевский Я.В. (1780-1860) - начальник царскосельского
дворцового управления.
И.Г.Ямпольский
1. Сатирические произведения Алексея Толстого
Алексей Константинович Толстой, автор исторических трагедий, баллад, а также исторического романа «Князь Серебряный», написал и шуточную «Историю государства Российского от Гостомысла до Тимашева» -- от новгородского посадника девятого века до министра внутренних дел второй половины девятнадцатого. Он довел свою историю до 1808 года, до того самого года, когда бывший начальник и управляющий Третьим отделением был назначен на пост министра внутренних дел (мог ли древний посадник предположить, что история, начатая им, совершит такую головокружительную карьеру?).
Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.
Он не зря употребил местоимение «мы»: умалчивал он не без посторонней помощи. Его шуточная «История» была напечатана только через пятнадцать лет -- через восемь лет после смерти автора.
История -- дело нешуточное.
Призыв умалчивать о том, что близко, не был, однако, поддержан современниками, и уже год спустя после написания «Истории государства Российского...» Салтыков-Щедрин пишет «Историю одного города», повествующую как раз о том, что близко. («Мне нет никакого дела до истории, я имею в виду лишь настоящее»,-- писал по этому поводу сам Щедрин.)
А.К. Толстой тоже не умалчивал о настоящем, о чем ярко свидетельствует его сатира «Сон Попова», напечатанная через семь лет после смерти автора.
В литературе трагедиям всегда везло больше, чем шуткам. То, что для трагедии было шуткой, для шутки нередко становилось трагедией.
Потому что за шуткой стояла правда. Не историческая, а современная. А за трагедией -- только историческая. Да и то не всегда.
Знаменитый Козьма Прутков, одновременно и автор, и сатирический персонаж, созданный фантазией А. К. Толстого и братьев Жемчужниковых, имел единомышленника и собрата по духу -- генерала Дитятина.
Генерал Дитятин тоже сочинял, но предпочитал устное творчество. Он сочинял экспромты -- тосты, юбилейные поздравления, а также речи, сказанные при различных событиях,-- например, при освящении танцевальной залы в дирекции императорских театров. Некоторые его слова, как и слова Козьмы Пруткова, стали крылатыми: «Солдат создан не для войны, а для караульной службы», «В России всякое движение начинается с левой ноги, но с равнением направо»...
Сочинил эти слова, как и самого генерала Дитятина, автор и исполнитель устных рассказов Иван Федорович Горбунов. Многие его рассказы до нас не дошли, но отдельные крылатые фразы долетели: «Ндраву моему не препятствуй», «От хорошей жизни не полетишь»... Или вот это... На уроке истории учитель диктует: «История мидян... история... мидян... точка и подчеркнуть. С новой строки: введение в историю мидян... Точка и подчеркнуть. С красной строки: история мидян... история мидян... темна и непонятна... темна и непонятна. С красной строки: конец истории мидян. Точка и подчеркнуть». Вся эта история сохранилась только в одном крылатом выражении: «История мидян темна и непонятна».
Юмор помогает словам обрести крылья. Из нескольких сценок Горбунова крылатых слов до нас дошло больше, чем из всех романов Гончарова, а из произведений Салтыкова-Щедрина -- больше, чем из произведений Тургенева, Достоевского, Льва Толстого вместе взятых. И какие это крылатые слова! «Головотяпы», «пенкосниматели», «государственные младенцы»,-- каждое -- законченное художественное произведение.
Взгляды Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого на мораль и духовный мир человека
Лев Николаевич Толстой один из наиболее широко известных русских писателей и мыслителей. Участник обороны Севастополя. Просветитель, публицист, религиозный мыслитель. Литературную деятельность начал зимой 1850-1851 гг...
Город Москва в произведениях Л.Н. Толстого
В первый раз Лев Николаевич приехал в Москву из Ясной Поляны, где он родился и прожил безвыездно все раннее детство, 11 января 1837 г., когда ему шел девятый год. Он прибыл с отцом, бабушкой, тремя старшими братьями - Николаем, Сергеем и Дмитрием...
Женский портрет в романе Л.Н. Толстого "Война и мир" (на примере образа Элен)
Исследователи выделяют несколько разновидностей портрета: описательный, который преобладает в произведениях литературы, лаконичный и текучий, который получил свое развитие как раз в творчестве Толстого...
Жизнь и творчество Л.Н. Толстого
Жизнь и творчество Л.Н. Толстого
Историческая трилогия А.К. Толстого
Работая вслед за первой пьесой об Иване Грозном над трагедией о царе Федоре...
Образы русского дворянства в романе А.С. Пушкина "Капитанская дочка"
Алексей Иванович Швабрин столичный человек, дворянин, офицер гвардии, светски блестящий, но поверхностно образованный...
Повесть "Детство" Л.Н. Толстого (психология детского возраста, автобиографическая проза)
Просветительские идеи в творчестве У. Хогарта
В начале 30-х годов 18 века Уильям Хогарт обратился, как он сам писал, к более новому жанру, а именно к писанию и гравированию на современные морализующие сюжеты. «… В этих композициях, - пишет художник, - те сюжеты...
Путь Дмитрия Нехлюдова к христианским идеалам по роману Л.Н. Толстого "Воскресение"
Во второй половине 1860-х - в 1870-х Лев Николаевич Толстой переживает мучительный духовный кризис. В 1869 он отправился смотреть имение в Пензенской губернии, которое рассчитывал выгодно купить. По дороге заночевал в арзамасской гостинице. Заснул...
Сатирические мотивы в прозе Шукшина
Укрепление сатиры в творчестве писателя можно отметить, сопоставляя характеры, конфликтные ситуации и способы их разрешения в произведениях разных лет. Шукшин так говорил о задаче...
Сказка П. Ершова "Конек-Горбунок"
Уже самый зачин "Конька-Горбунка" свидетельствует о глубоком интересе Ершова к подлинному народному быту. Вместо бытовавших в литературе идиллических "поселян" Ершов показывает людей, живущих трудовыми интересами...
Сюжет и мотивная структура повести Алексея Эйснера "Роман с Европой"
Алексей Константинович Толстой родился 5 сентября 1817 года в Санкт-Петербурге. Отец - граф Константин Петрович Толстой, брат художника Федора Толстого (Лев Толстой по этой линии приходился Алексею Константиновичу троюродным братом). Мать — Анна Алексеевна Перовская — из рода Разумовских (последний украинский гетман Кирилл Разумовский доводился ей родным дедом). После рождения сына супруги разошлись, мать увезла его в Малороссию, к брату Перовскому, известному в литературе под именем Антония Погорельского. Он и занялся воспитанием будущего поэта, всячески поощряя его художественные склонности, и специально для него сочинил известную сказку «Черная курица, или Подземные жители» (1829).
К 1826 мать и дядя перевезли мальчика Санкт-Петербург, где он был избран в число товарищей для игр наследника престола, будущего императора Александра II (впоследствии между ними сохранялись самые теплые отношения). С 1826 Перовский регулярно вывозил племянника за границу для ознакомления с тамошними достопримечательностями, однажды представил его самому И.В. Гете. Перовский до своей смерти в 1836 оставался главным советчиком в литературных опытах юного Толстого, отдавал их на суд Жуковскому и Пушкину, с которыми состоял в приятельских отношениях, и есть свидетельства, что эти опыты заслужили их одобрение. Все свое довольно значительное состояние Перовский завещал племяннику.
В 1834 Алексей Толстой был зачислен «студентом» в Московский архив Министерства иностранных дел, в 1835 выдержал экзамен на чин при Московском университете. В 1837-1840 числился при русской дипломатической миссии во Франкфурте-на-Майне, но очень скоро после назначения выхлопотал отпуск и время проводил отчасти в России, отчасти в новых заграничных путешествиях. Вернувшись в Санкт-Петербург, с 1840 числился при II отделении императорской канцелярии. В 1843 получил придворный чин камер-юнкера, в 1851 - церемониймейстера (5-й класс).
В 1840-х Алексей Толстой вел жизнь блестящего светского человека, позволяя себе рискованные шутки и проказы, сходившие ему с рук благодаря покровительству цесаревича. Зимой 1850-1851 на балу он встретил Софью Андреевну Миллер, жену конногвардейского полковника. Завязался бурный роман, ознаменовавшийся ее скорым уходом от мужа. Муж, однако, долго не давал развода, поэтому брак Толстого с Софьей Андреевной был заключен только в 1863. Практически вся его любовная лирика адресована именно ей, в том числе посвященное их первой встрече стихотворение «Средь шумного бала, случайно…».
В годы Крымской войны Толстой добровольцем вступил в армию, но, заболев тифом, участия в боевых действиях не принимал. В 1856, в день коронации Александра II, был назначен флигель-адьютантом; вскоре, из-за нежелания оставаться в военной службе, был поставлен егермейстером (начальником егерей царской охоты). Однако карьера придворного и политического деятеля была ему не по душе. Преодолевая сопротивление людей, пекущихся о его будущности и искренне желающих ему добра (в т.ч. самого императора), он в 1859 добился бессрочного отпуска, а в 1861 — полной отставки, эта житейская коллизия нашла выражение в поэме «Иоанн Дамаскин» (1859). После отставки Алексей Толстой проживал преимущественно в имениях Пустынька на берегу реки Тосны под Санкт-Петербургом и Красный Рог в Черниговской губернии, занимаясь почти исключительно словесностью.
В печати впервые выступил в 1841 с фантастической повестью «Упырь» (за подписью Красногорский). Романтической фантастикой проникнуты и две сюжетно связанные между собой повести, написанные в конце 1830-х — начале 1840-х по-французски: «La famille du vurdalak» («Семейство вурдалака») и «Le rendez-vous dans trois cent ans» («Встреча через триста лет»). Действие их происходит в Сербии и Франции XVIII века. Не опубликованные при жизни Толстого, эти повести считаются исследователями наиболее удачными среди его прозаических сочинений. Фантастична и повесть из времен гонений на христиан «Амена» (1846), в которой языческая богиня оборачивается исчадием ада. Однако, увлеченный тогда преимущественно религиозной проблематикой и «тайнами гроба», Толстой-прозаик отдал дань и натуральной школе: в ее манере выдержан очерк «Артемий Семенович Бервенковский» (1845).
Высшим достижением Толстого в прозе явился роман из эпохи опричнины Ивана Грозного «Князь Серебряный» (1862). Работа над ним началась, предположительно, уже в 1840-х. Это исторический роман в «вальтерскоттовском» духе, с центральным вымышленным героем, простоватым, но безукоризненно честным, который оказывается жертвой борьбы царя Ивана, устанавливающего неограниченную власть, с московским боярством. Современной Толстому критикой роман воспринят не был, но скоро вошел в число образцовых, классических книг для детского и юношеского чтения.
В 1854 Толстой начал публиковать свои лирические стихотворения. В целом для его лирики характерно тяготение к стихотворениям романсового типа (не случайно более половины их положено на музыку), к весенним пейзажам. Умышленная простота, даже небрежность рифмовки создает впечатление безыскусности, подлинности лирической эмоции. В значительной мере опираясь на народно-песенную традицию, Алексей Толстой обращался и к прямым стилизациям фольклорных ритмов и образов, и звучание их совсем не мажорное; преобладающая в них тематика — «тоска-кручина», заедающая век «добра молодца».
С традициями устного народного творчества связаны баллады и былины Толстого, не являющиеся прямыми стилизациями (стих в них подчеркнуто «литературен»: трехсложные и — реже — двухсложные силлабо-тонические размеры, одинаковые строфы с правильной рифмовкой). В его былинах не просто перелагаются известные сюжеты, а выделяются эмоционально значимые моменты, эпизоды, детали, на которых фиксируется внимание читателя. В результате эпическое начало оказывается сильно потеснено лирическим. В балладах Толстого развернута целая поэтическая идеализированная концепция русской истории: на смену вольностям, всеобщему согласию и открытости Киевской Руси и Великого Новгорода приходят холопство, тирания и национальная замкнутость России Московской, объясняемые тяжким наследием татарского ига. Соответственно, противопоставленные друг другу эпохи привлекают особое внимание поэта — времена князя Владимира Красное Солнышко («Песня о походе Владимира на Корсунь») и царствование Ивана Грозного («Василий Шибанов», «Князь Михайло Репнин»). Былины насыщаются злободневным содержанием («Змей Тугарин»), а иногда оборачиваются сатирой на вполне конкретные явления современности («Поток-богатырь»).
Сатирические стихотворения Толстого пользовались большим успехом. Среди враждующих политических и литературных группировок эпохи реформ Толстой пытался сохранить независимость, о чем неоднократно заявлял. Сатирические стрелы он направлял и на нигилистов («Послание к Лонгинову о дарвинизме», баллада «Порой веселой мая…»), и на либерализующийся административный порядок («Сон Попова»), и даже на самую русскую историю («История государства Российского от Гостомысла до Тимашева»). Чаще в подобных стихотворениях важен не определенный «адрес» сатиры, а блестки неидеологичного остроумия, чистый, хотя иногда и не вполне благодушный юмор. В области пародии Толстой также оказался удачлив, создав в начале 1850-х вместе со своими двоюродными братьями А.М. и В.М. Жемчужниковыми литературную маску Козьмы Пруткова (Толстому принадлежит около 10 прутковских стихотворений и, видимо, многие афоризмы).
Если в балладах и былинах Толстого речь шла о русском средневековье, то сюжеты своих поэм он черпал преимущественно в средневековье европейском. Например, поэмы «Алхимик» (1869) — о мыслителе VIII в. Раймонде Луллии; «Дракон. Рассказ XII века» (1875), написанный, в подражание Данте, терцинами. Ведущая в них тематика — религиозная. Так, в поэме «Грешница» (1858) речь идет о евангельских временах, в поэме «Иоанн Дамаскин» (1859) — об одном из отцов Церкви, авторе богодухновенных песнопений. В поэме «Портрет» (1875) — отпечаток детских воспоминаний, экстатического и почти болезненного переживания искусства и вообще сферы прекрасного. Религиозная тематика является ведущей и в драматической поэме «Дон-Жуан» (1862), в прологе которой отчетливо звучат мотивы книги библейской книги Иова.
Поэзия Толстого нашла должное признание лишь после его смерти, когда ее оценили поэты-символистам. Своевременной ее славе отчасти помешало отсутствие прижизненных сборников (единственный вышел в 1867). Широкое, в т.ч. и европейское признание он получил благодаря драматической трилогии «Смерть Иоанна Грозного» (1866), «Царь Федор Иоаннович» (1868) и «Царь Борис» (1870). В изложении событий и в трактовке характеров властителей Толстой почти во всем следует Карамзину. Однако эта трилогия — не историческая хроника, не зарисовки быта и нравов старых времен: Толстому удалось воскресить жанр трагедии (указывалось, что его трилогия больше связана с трагедиями Шекспира, чем с его же хрониками, где ставились собственно исторические вопросы). Главная ее тема — трагедия власти, и не только власти самодержавных царей, но шире — власти человека над действительностью, над собственной участью.
Последним произведением Толстого стала драма из древненовгородской истории «Посадник». Работа над ней началась сразу по окончании трилогии, но завершить он ее не успел. Алексей Толстой скончался 28 сентября (10 октября) 1875 в своем имении Красный Рог Черниговской губернии от передозировки морфия, который употреблял для облегчения страданий от астмы, грудной жабы и невралгии с тяжелыми головными болями.
ak-tolstoy.ouc.ru