Эпосы гомера. ​Гомер — самый известный поэт античности

Цитата сообщения Barucaba

Homer by Antoine-Denis Chaudet, 1806.

Гомер (др.-греч. Ὅμηρος, VIII век до н. э.) — легендарный древнегреческий поэт-сказитель, создатель эпических поэм «Илиады» (древнейшего памятника европейской литературы и «Одиссеи».
Примерно половина найденных древнегреческих литературных папирусов — отрывки из Гомера.

О жизни и личности Гомера достоверно ничего не известно.

Гомер - легендарный древнегреческий поэт-сказитель

Ясно, однако, что «Илиада» и «Одиссея» были созданы значительно позже описываемых в них событий, но раньше VI века до н. э., когда достоверно зафиксировано их существование. Хронологический период, в котором локализует жизнь Гомера современная наука, — приблизительно VIII век до н. э. По словам Геродота, Гомер жил за 400 лет до него, другие древние источники говорят, что он жил во времена Троянской войны.

Бюст Гомера в Лувре

Место рождения Гомера неизвестно. За право называться его родиной в античной традиции спорили семь городов: Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Родос, Аргос, Афины. Как сообщают Геродот и Павсаний, умер Гомер на острове Иос архипелага Киклады. Вероятно, «Илиада» и «Одиссея» были сложены на малоазийском побережье Греции, заселенном ионийскими племенами, или на одном из прилегающих островов. Впрочем, гомеровский диалект не дает точных сведений о племенной принадлежности Гомера, так как представляет собой сочетание ионийского и эолийского диалектов древнегреческого языка. Существует предположение, что его диалект представляет собой одну из форм поэтического койнэ, сформировавшегося задолго до предполагаемого времени жизни Гомера.

Paul Jourdy, Homère chantant ses vers, 1834, Paris

Традиционно Гомер изображается слепцом. Наиболее вероятно, что это представление исходит не из реальных фактов его жизни, а представляет собой реконструкцию, характерную для жанра античной биографии. Поскольку многие выдающиеся легендарные прорицатели и певцы были слепыми (например, Тиресий), по античной логике, связывавшей пророческий и поэтический дар, предположение о слепоте Гомера выглядело весьма правдоподобным. Кроме того, певец Демодок в «Одиссее» слепой от рождения, что также могло восприниматься автобиографично.

Гомер. Неаполь, Национальный археологический музей

Существует предание о поэтическом поединке Гомера с Гесиодом, описанное в сочинении «Состязание Гомера и Гесиода», созданном не позднее III в. до н. э., а по мнению многих исследователей, и значительно раньше. Поэты якобы встретились на острове Эвбее на играх в честь погибшего Амфидема и читали каждый свои лучшие стихи. Царь Панед, выступивший судьей на состязании, присудил победу Гесиоду, так как тот призывает к земледелию и миру, а не к войне и побоищам. При этом симпатии аудитории были на стороне Гомера.

Кроме «Илиады» и «Одиссеи» Гомеру приписывается ряд произведений, несомненно созданных позднее: «гомеровы гимны» (VII—V вв. до н. э., считаются наряду с Гомером древнейшими образцами греческой поэзии), комическая поэма «Маргит» и др.

Значение имени «Гомер» (оно впервые встречается в VII веке до н. э., когда Каллин Эфесский назвал его автором «Фиваиды») пытались объяснить ещё в античности, предлагались варианты «заложник» (Гесихий), «следующий за» (Аристотель) или «слепец» (Эфор Кимский), «но все эти варианты так же неубедительны, как и современные предложения приписать ему значение „слагатель“ или „аккомпаниатор“. <…> Данное слово в своей ионийской форме Ομηρος — практически наверняка реальное личное имя» (Боура С.М. Героическая поэзия.)

Гомер (около 460 до н. э.)

А.Ф. Лосев: Традиционный образ Гомера у греков. Этот традиционный образ Гомера, существующий уже около 3000 лет, если отбросить всякие псевдоученые вымыслы позднейших греков, сводится к образу слепого и мудрого (а, по Овидию, еще и бедного), обязательно старого певца, создающего замечательные сказания под неизменным руководством вдохновляющей его музы и ведущего жизнь какого-то странствующего рапсода. Подобные черты народных певцов мы встречаем и у многих других народов, и потому в них нет ничего специфического и оригинального. Это самый общий и самый распространенный тип народного певца, наиболее любимый и наиболее популярный у разных народов.

Как полагают большинство исследователей, гомеровские поэмы были созданы в Малой Азии, в Ионии в 8 в. до н. э. на основании мифологических сказаний о Троянской войне. Существуют поздние античные свидетельства об окончательной редакции их текстов при афинском тиране Писистрате в середине 6 в. до н. э., когда их исполнение было включено в празднества Великих Панафиней.

В древности Гомеру приписывали комические поэмы «Маргит» и «Война мышей и лягушек», цикл произведений о Троянской войне и возвращении героев в Грецию: «Киприи», «Эфиопида», «Малая Илиада», «Взятие Илиона», «Возвращения» (т. н. «киклические поэмы», сохранились лишь небольшие фрагменты). Под названием «Гомеровские гимны» существовало собрание из 33 гимнов богам. Огромную работу по собиранию и уточнению рукописей поэм Гомера проделали в эпоху эллинизма филологи Александрийской библиотеки Аристарх Самофракийский, Зенодот из Эфеса, Аристофан из Византия (они же разделили каждую поэму на 24 песни по числу букв греческого алфавита). Стало нарицательным имя софиста Зоила (4 в. до н. э.), прозванного за критические высказывания «бичом Гомера». Ксенон и Гелланик, т. н. «разделяющие», высказали мысль о возможной принадлежности Гомеру только одной «Илиады»

Jean-Baptiste Auguste Leloir (1809-1892). Homère.

В 19 веке «Илиада» и «Одиссея» сравнивались с былинами славян, скальдической поэзией, финским и германским эпосом. В 1930-х гг. американский филолог-классик Мильман Пэрри, сопоставляя поэмы Гомера с живой эпической традицией, еще существовавшей в то время у народов Югославии, обнаружил в гомеровских поэмах отражение поэтической техники народных певцов-аэдов. Созданные ими поэтические формулы из устойчивых сочетаний и эпитетов («быстроногий» Ахиллес, «пастырь народов» Агамемнон, «многоумный» Одиссей, «сладкоречивый» Нестор) давали возможность сказителю «импровизируя» исполнять эпические песни, состоявшие из многих тысяч стихов.

«Илиада» и «Одиссея» всецело принадлежат многовековой эпической традиции, но из этого не следует, что устное творчество анонимно. «До Гомера мы не можем назвать ничьей поэмы подобного рода, хотя, конечно, поэтов было много» (Аристотель). Главное отличие «Илиады» и «Одиссеи» от всех остальных эпических произведений Аристотель усматривал в том, что Гомер не развертывает свое повествование постепенно, а строит его вокруг одного события, — в основе поэм лежит драматическое единство действия. Другая особенность, на которую также обратил внимание Аристотель: характер героя раскрывают не описания автора, а речи, произносимые самим героем.

Средневековая иллюстрация к «Илиаде»

Язык гомеровских поэм — исключительно поэтический, «наддиалектный» — никогда не был тождествен живой разговорной речи. Он складывался из соединения эолийских (Беотия, Фессалия, остров Лесбос) и ионийских (Аттика, островная Греция, побережье Малой Азии) диалектных черт с сохранением архаического строя более ранних эпох. Метрически оформлял песни «Илиады» и «Одиссеи» уходящий корнями в индоевропейское эпическое творчество гекзаметр — стихотворный размер, в котором каждый стих состоит из шести стоп с правильным чередованием долгих и кратких слогов. Необычность поэтического языка эпоса подчеркивали вневременной характер событий и величие образов героического прошлого.

William-Adolphe Bouguereau (1825-1905) - Homer and his Guide (1874)

Сенсационные открытия Г. Шлимана в 1870—80-х гг. доказали, что Троя, Микены и ахейские цитадели не миф, а реальность. Современников Шлимана поразили буквальные соответствия ряда его находок в четвертой шахтовой гробнице в Микенах с описаниями Гомера. Впечатление было столь сильным, что эпоха Гомера надолго стала ассоциироваться с периодом расцвета Ахейской Греции в 14—13 вв. до н. э. В поэмах, однако, прослеживаются также многочисленные археологически засвидетельствованные черты культуры «героического века», как например, упоминание о железных орудиях и оружии или обычай кремации умерших. В плане содержания эпосы Гомера заключают в себе множество мотивов, сюжетных линий, мифов, почерпнутых в ранней поэзии. У Гомера можно услышать отголоски минойской культуры, и даже проследить связь с хеттской мифологией. Однако основным источником эпического материала стал для него микенский период. Именно в эту эпоху происходит действие его эпопеи. Живший в четвертом столетии после окончания этого периода, который он сильно идеализирует, Гомер не может быть источником исторических сведений о политической, общественной жизни, материальной культуре или религии микенского мира. Но в политическом центре этого общества Микенах найдены, однако, предметы, идентичные описанным в эпосе (в основном оружие и инструменты), на некоторых же микенских памятниках представлены образы, вещи и даже сцены, типичные для поэтической действительности эпопеи. К микенской эпохе были отнесены события троянской войны, вокруг которой Гомер развернул действия обеих поэм. Эту войну он показал как вооруженный поход греков (названных ахейцами, данайцами, аргивянами) под предводительством микенского царя Агамемнона против Трои и ее союзников. Для греков троянская война была историческим фактом, датируемым XIV-XII вв. до н. э. (согласно подсчетам Эратосфена, Троя пала в 1184 г.)

Karl Becker. Homer sings

Сопоставление свидетельств гомеровского эпоса с данными археологии подтверждают выводы многих исследователей о том, что в своей окончательной редакции он сложился в 8 в. до н. э., причем древнейшей частью эпоса многие исследователи считают «Каталог кораблей» («Илиада», 2-я песнь). Очевидно, поэмы созданы не одновременно: «Илиада» отражает представления о человеке «героического периода», «Одиссея» стоит как бы на рубеже иной эпохи — времени Великой греческой колонизации, когда расширялись границы освоенного греческой культурой мира.

Для человека эпохи античности поэмы Гомера были символом эллинского единства и героизма, источником мудрости и познания всех сторон жизни — от военного искусства до практической морали. Гомера наравне с Гесиодом считали создателем всеобъемлющей и упорядоченной мифологической картины мироздания: поэты «составили для эллинов родословные богов, снабдили имена богов эпитетами, поделили между ними достоинства и занятия, начертали их образы» (Геродот). По мнению Страбона, Гомер был единственным из поэтов древности, кто знал почти все об ойкумене, о народах, ее населяющих, их происхождении, образе жизни и культуре. Данными Гомера как подлинными и заслуживающими доверия пользовались Фукидид, Павсаний (писатель), Плутарх. Отец трагедии Эсхил называл свои драмы «крохами от великих пиров Гомера».

Jean-Baptiste-Camille Corot. Homer and the Shepherds

Греческие дети учились читать по «Илиаде» и «Одиссее». Гомера цитировали, комментировали, объясняли иносказательно. Чтением избранных мест из поэм Гомера призывали исправлять души философы-пифагорейцы. Плутарх сообщает, что Александр Македонский всегда имел при себе список «Илиады», который хранил под подушкой вместе с кинжалом.

Литература Древней Греции Пред тобой, русокудрая Артемида, дочь Зевсова, Ланебойца, зверей гроза, Я колени склоняю. О явись и веселый взор Брось на град у Лефея вод, Где живут люди мощные, Брось и радуйся: ты царишь Над людьми веледушными! Анакреонт (6-5 в.в.до н.э.)

3. Поэмы Гомера имеют историческую основу – это Троянская война. Около 1275 г.до н.э. в Трое произошло землетрясение. Этим решили воспользоваться греки, которые искали новых земель из-за перенаселения. Поход на Трою возглавил царь Микен Агамемнон. Незадолго до 1200 г.до н.э. Троя была полностью разрушена.

Генрих Шлиман () Раскопки начались в апреле 1870 года. Пятнадцатого июня 1873 года Шлиман нашел то, что увенчало всю его работу, то, что привело в восторг весь мир... Он раскопал сокровища Приама (царя Трои).

4. Мифологическая основа поэмы - воля богов, которые руководят жизнью людей. - Желание Зевса уменьшить количество людей на Земле, наказать их за безнравственность и неуважение к богам. - Спор трёх богинь (Геры, Афины и Афродиты) за звание самой красивой (яблоко раздора). - Причина войны – похищение Парисом жены царя Спарты Менелая – Елены, самой прекрасной женщины на земле.

Домашнее задание: Какими изображены боги в поэмах Гомера? Чтение статьи учебника: стр, Подготовить рассказ об Ахилле (по первой статье). Восстановить сюжет поэмы «Илиада».

Лекция 7. Гомеровский эпос

1. Мифологическая основа и сюжет гомеровских поэм.
2. Понятие об эпическом герое и образы воинов в поэме.
3. Нравственная проблематика гомеровских поэм.
4. Своеобразие эпического мировоззрения и стиля.

Пушкин: «Гомера можно только почувствовать ».

Автором двух эпических поэм «Илиада » и «Одиссея » традиционно считается Гомер . Гомер (ок. VIII в. до н.э.) – легендарный древнегреческий поэт, считается основоположником античной и европейской литературы. В биографиях сообщается, что он ослеп (слово "гомер" на эолийском диалекте значит "слепой", другие возможные значения – "заложник", "пророк", "поэт"), соревновался якобы с Гесиодом, а скончался на острове Иос, где показывали его могилу. На основе этих псевдобиографий, по мнению ученых, можно сделать выводы: личность Гомера, если он действительно существовал, скорее всего связана с г. Смирна (нынешний турецкий г. Измир) и с о. Хиос, где в VII – VI вв. до н.э. существовал род певцов - "гомеридов", рапсодов, считавших себя прямыми потомками и последователями Гомера.

Труден и практически неразрешим из-за утраты многих текстов вопрос об авторстве произведений, приписывающихся Гомеру. Вплоть до эпохи эллинизма многие греки считали его создателем не только "Илиады" и "Одиссеи", но и целого ряда "киклических" поэм, связанных с мифами о Троянской войне, - это "Фиваида", "Киприи", "Малая Илиада" и др. Кроме того, Гомер слыл творцом цикла из 33 "гомеровских гимнов", воспевающих олимпийских богов, и шуточно-пародийных эпосов "Маргит" и "Война мышей и лягушек" ("Батрахомиомахия"), византийская энциклопедия "Свида" считает гомеровскими еще ряд поэм: "Амазонию", "Арахномахию" ("Войну пауков"), "Гераномахию" ("Войну журавлей") и пр. Но уже александрийские ученые значительно сузили число произведений, автором которых числился Гомер.

Согласно традиции, Гомер не знал грамоты, и поэмы его вплоть до VI в. до н.э. исполнялись устно. Афинский тиран Писистрат, стремясь поднять значение Афин в качестве общеэллинского культурного и религиозного центра, предпринял ряд мер, в число которых вошло и создание специальной комиссии по редактированию и записи "Илиады" и "Одиссеи" - ведь к VI в. до н.э. Гомер был уже для всех греков величайшим авторитетом в поэзии, морали, религии, философии. Эти записи двух поэм, не дошедших до нас в их первоначальном виде, открывают историю бытования и истолковывания гомеровских текстов, длящуюся две с половиной тысячи лет.

Эпическая поэзия возникла в 10 веке до нашей эры, поэзия Гомера – рубеж 9 и 8 века . Это первые письменные творения, с которых началась европейская литература. Скорее всего, это не начало традиции – автор ссылается на предшественников и даже включает в текст отрывки из поэм-предшественников. «Одиссея» - Демодок, Фамир фракийский. Потом на гомеровские поэмы появляются пародии – «Батрахомиомахия» - борьба лягушек и мышей.

Для античности не характерно обычное определение «эпоса». «Эпос » - «речь, рассказ». Он появляется как форма бытового рассказа о важном для истории племени или рода событии. Всегда поэтическое воспроизведение. Предмет изображения – история народа на базе мифологического восприятия. В основе художественных древних эпосов лежит величественная героика. Герои эпосов олицетворяют собой целые народы (Ахилл, Одиссей). Герой всегда силен силой своего народа, олицетворяет как лучшее, так и худшее в своем народе. Герой гомеровских поэм живет в особом мире, где понятия «все» и «каждый» означают одно и то же.

Исследуя язык гомеровских поэм, ученые пришли к выводу, что Гомер являлся выходцем из ионийской аристократической семьи . Язык «Илиады» и «Одиссеи»» - искусственный поддиалект, на котором в жизни никогда не говорили. До 19 века господствовала точка зрения, что содержание обеих поэм – это поэтический вымысел. В 19 веке заговорили о реальности событий, после того как дилетантом Генрихом Шлиманом была открыта Троя (в последней четверти 19 века).

Генрих Шлиман родился в 1822 году в Германии в семье бедного пастора. На свое семилетие он получил красочную энциклопедию мифов и после этого заявил, что найдет Трою. Он не получает образования. История его юности очень бурная: он нанимается на шхуну юнгой, шхуна терпит кораблекрушение, Шлиман попадает на необитаемый остров. В 19 лет он попадает в Амстердам и устраивается там работать мелким клерком. Оказывается, что он очень восприимчив к языкам, поэтому скоро он отправляется в Санкт-Петербург, открывает свое дело – поставка хлеба в Европу. В 1864 году он закрывает свое дело, а все деньги использует на открытие Трои. Он едет в те места, где она могла бы быть. Весь ученый мир производил раскопки в Бунарбаши в Турции . Но Шлиман ориентировался на гомеровские тексты, где было сказано, что троянцы несколько раз в день могли ходить на море. Бунарбаши было слишком далеко от моря. Шлиман нашел мыс Гиссарлык и выяснил, что реальной причиной троянской войны была экономика – троянцы взимали слишком большую плату за проход через пролив. Шлиман вел раскопки по-своему – не раскапывал слой за слоем, а раскопал сразу все слои. В самом низу (слой 3А) он нашел золото. Но он боялся, что его непрофессиональные рабочие разворуют его, поэтому велел им идти праздновать, а сам с женой перетаскал золото в палатку. Больше всего Шлиман хотел вернуть Греции былое величие, соответственно и это золото, которое он считал кладом царя Приама. Но по законам клад принадлежал Турции. Поэтому его жена – гречанка София – спрятала золото в капусту и перевезла через границу.

Доказав всему миру, что Троя реально существовала, Шлиман на самом деле ее уничтожил. Позднее ученые доказали, что нужный временной слой был 7А, этот слой Шлиман разрушил, доставая золото. Потом Шлиман вел раскопки в Тиринфе и откопал родину Геракла. Потом раскопки в Микенах , где он нашел золотые ворота, три гробницы, которые он посчитал захоронениями Агамемнона (золотая маска Агамемнона ), Кассандры и Клитемнестры . Он опять ошибся – эти захоронения относились к более раннему времени. Но он доказал существование древнейшей цивилизации, так как обнаружил глиняные таблички с письменами. Также он хотел вести раскопки на Крите, но у него не хватило денег выкупить холм. Совершенно нелепа кончина Шлимана. Он ехал домой на Рождество, простудился, упал на улице, его отвезли в приют для бедных, где он замерз до смерти. Хоронили его пышно, за гробом шел сам греческий король.

Аналогичные глиняные таблички были найдены на Крите. Это доказывает, что очень давно (12 век до н э) на Крите и в Микенах была письменность . Ученые называют ее «линейное догреческое доалфавитное слоговое письмо », причем существует две разновидности: а и б. А не поддается расшифровке, Б расшифровали. Нашли таблички в 1900, а расшифровали уже после второй мировой. Франц Зиттини расшифровал 12 слогов. Прорыв совершил Майкл Вентрис , англичанин, который предположил, что за основу надо брать не критский, а греческий диалект. Так он расшифровал почти все знаки. Перед ученым миром встала проблема: почему в момент своего расцвета на Крите писали по-гречески? Точно определить дату уничтожения Трои сначала попытался Шлиман – 1200 г до н.э. Он ошибся всего на десять лет. Современные ученые установили, что ее разрушили между 1195 и 1185 годом до н э.

Носителями гомеровского языка считаются две категории людей: аэды и рапсоды. Аэды – сказители, создатели поэм, полуимпровизаторы, у них высокое положение в обществе, поэтому они имели право что-то изменять в поэмах. Гомер упоминал о Демодоке и Фамире фракийском. Искусство аэдов таинственно, так как очень сложно запомнить такое количество текста. Искусство аэдов клановое, каждый клан имел собственные секреты запоминания. Некоторые семьи: Гомериды и Креофилиды . Чаще всего они были слепы, «Гомер» - значит, слепой. Это еще одна причина того, что многие считают, что Гомера не существовало. Рапсоды – только исполнители, не могли что-либо менять.

Применительно к эпосу, понятия фабулы и сюжета сильно различаются. Фабула – естественная прямая временная связь событий, составляющая содержание действия литературного произведения. Фабулой гомеровских поэм является троянский цикл мифов. Он связан почти со всей мифологией. Сюжет локален, но временные рамки небольшие. Большинство мотивировок поступков героев находится за рамками произведения. О причинах троянской войны написана поэма «Киприи ».

Причины Троянской войны : Гея (богиня земли) обращается к Зевсу с просьбой очистить землю от части людей, так как их стало слишком много. Зевсу угрожает судьба деда и отца – быть свергнутым собственным сыном от богини. Прометей называет богиню Фетиду, поэтому Зевс срочно выдает ее замуж за смертного героя Пелея. На свадьбе появляется яблоко раздора, и Зевсу советует использовать Париса Мом – злоязычный советник.

Трою иначе называют царством Дардана или Илионом . Дардан – основатель, потом появляется Ил и основывает Илион. Отсюда название поэмы Гомера. Троя – от Троса. Иногда Пергам , по названию дворца. Один из царей Трои – Лаомедонт . При нем построились стены Трои, которые невозможно разрушить. Эту стену строили Посейдон и Аполлон, люди над ними смеялись, Лаомедонт обещал награду за работу. Эак хорошо относился к богам, поэтому он построил Скетские ворота – единственные, которые можно разрушить. Но Лаомедонт не заплатил, боги разгневались и прокляли город, поэтому он обречен на гибель, несмотря на то, что это любимый город Зевса. В войне уцелеют только Анхиз и Эней, которые не имеют отношения к роду Лаомедонта.

Елена Прекрасная – внучка Немезиды, богини возмездия, и единственная дочь Зевса от смертной женщины. В 12 лет ее похитил Тесей. Потом все хотели взять ее в жены, Одиссей посоветовал отцу Елены дать ей выбрать самой и взять с женихов клятву помочь семье Елены в случае беды.

«Илиада» охватывает в качестве событий незначительный период времени. Всего 50 дней последнего года войны. Это гнев Ахилла и его последствия. Так поэма и начинается.

«Илиада» - военно-героическая эпопея, где центральное место занимает рассказ о событиях. Главное – гнев Ахилла. Аристотель писал, что Гомер гениально выбрал сюжет. Ахилл – особый герой, он заменяет собой целое войско. Задача Гомера – описать всех героев и быт, но Ахилл затмевает их. Поэтому Ахилла надо изъять. Все определяется одним событием: в земном плане все определяется последствиями гнева Ахилла, в небесном – волей Зевса. Но его воля не всеобъемлюща. Зевс не может распорядиться судьбами греков и троянцев. Он использует золотые весы судьбы – доли ахейцев и троянцев.

Композиция: чередование земной и небесной линии сюжета, которые к концу смешиваются. Гомер свою поэму на песни не разбивал. Впервые ее разбили александрийские ученые в третьем веке до нашей эры – для удобства. Каждую главу назвали по букве греческого алфавита.

В чем причина гнева Ахилла? За 10 лет греки разорили много окрестных полисов. В одном городе они захватили двух пленниц – Хрисеиду (досталась Агамемнону) и Брисеиду (досталась Ахиллу). У греков начинает формироваться сознание ценности своей личности. Гомер показывает, что родовая коллективность уходит в прошлое, начинает формироваться новая нравственность, где на первый план выходит представление о ценности собственной жизни.

Поэма заканчивается похоронами Гектора, хотя по сути судьба Трои уже решена.

В плане фабулы (мифологической последовательности событий) «Одиссея» соответствует «Илиаде». Но она повествует не о военных событиях, а о странствиях. Ученый называют ее: «эпическая поэма странствий». В ней повествование о человеке вытесняет рассказ о событиях. На первый план выходит судьба Одиссея – прославление ума и силы воли. «Одиссея» соответствует мифологии позднего героизма. Посвящена последним сорока дням возвращения Одиссея на родину. О том, что центром является возвращение, свидетельствует самое начало.

Композиция: сложнее «Илиады». События в «Илиаде» развиваются поступательно и последовательно.

В «Одиссее» три сюжетных линии : 1) боги-олимпийцы. Но у Одиссея есть цель, и никто не может ему помешать. Одиссей выпутывается из всего сам. 2) собственно возвращение – тяжкие приключения. 3) Итака: два мотива: собственно события сватовства и тема поисков Телемахом отца. Некоторые считают, что Телемахия это поздняя вставка.

В основном все же это описание странствий Одиссея, причем в ретроспективном плане. События определяются ретроспекцией: влияние событий давнего прошлого. Впервые появляется женский образ, равный мужскому – Пенелопа, многомудрая – достойная супруга Одиссея. Пример: она прядет погребальный покров.

Поэма сложнее не только по композиции, но и сточки зрения психологической мотивации поступков.

«Илиада» – любимое произведение Льва Толстого. Значение гомеровских поэм заложено в нравственных ценностях, они их нам представляют. В это время как раз формировались представления о нравственности. Соотношение с материалами. Героизм и патриотизм – не главные ценности, которые интересуют Гомера. Главное – проблема смысла человеческой жизни, проблема ценностей человеческой жизни. Тема человеческого долга: перед родиной, перед племенем, перед предками, перед умершими. Жизнь во вселенском масштабе представлена как вечнозеленая роща. Но смерть не повод для горя – ее нельзя избежать, но надо достойно встретить. Формируются представления о человеческой дружбе. Одиссей и Диомед, Ахилл и Патрокл. Все они уравновешены. Проблемы – что есть трусость? Храбрость? Верность дому, народу, супругу? Верные жены: Пенелопа, Андромаха.

Как уже говорилось ранее, в гомеровских героях собирались обобщенные черты всего народа, который они представляли. Образы воинов отличались многообразием. У Гомера еще не было представления о характере, но, тем не менее, у него нет двух одинаковых воинов. Считалось, что человек уже рождается с определенными качествами, и в течение жизни ничего измениться не может. Этот взгляд претерпевает изменение только в трудах Теофраста – ученика Аристотеля. Удивительная нравственная цельность гомеровского человека. У них нет рефлексии или раздвоенности – это в духе гомеровского времени. Судьба – это доля. Поэтому обреченности нет. Поступки героев не связаны с божественным влиянием. Но существует закон двойной мотивации событий. Как рождаются чувства? Легче всего объяснить это божественным вмешательством Талант Гомера: сцена с Ахиллом и Приамом.

Набор качеств у каждого воина одинаков, но образы уникальны. Каждое из действующих лиц выражает какую-нибудь одну сторону национального греческого духа. В поэме есть типы: старцы, жены и т.д. Центральное место занимает образ Ахилла. Он велик, но смертен.

Гомер хотел изобразить поэтический апофеоз героической Греции. Героизм – осознанный выбор Ахилла. Эпическая доблесть Ахилла: храбрый, сильный, бесстрашный, воинственный клич, быстрый бег. Чтобы герои были разные, количество различных качеств разное – индивидуальная характеристика. Ахилл обладает импульсивностью и безмерностью.

Характеристика Гомера: он умеет слагать песни и поет их. Второй по силе воин – Аякс Большой. У него чрезмерно много честолюбия. Ахилл быстроног, Аякс неповоротлив, медлителен. Третий – Диомед. Главное – полное бескорыстие, поэтому Диомеду даруется победа над богами. Эпитеты: у Ахилла и Одиссея более 40. В битве Диомед не забывает о хозяйстве. Предводители похода изображены в противоречии с эпическими законами. Авторы эпоса пишут объективно. Но у Гомера много эпитетов у любимых героев. У Атридов эпитетов мало. Диомед упрекает Агамемнона «Доблести ж не дал тебе (Зевс)». Другое отношение к Нестору, Гектору и Одиссею. Гектор – один из любимых героев Гомера, он разумен и миролюбив. Гектор и Одиссей не надеются на богов, поэтому Гектору присущ страх, но этот страх не влияет на его поступки, так как Гектор обладает эпической доблестью, включающей в себя эпический стыд. Он чувствует ответственность перед защищаемым народом.

Прославление мудрости. Старцы: Приам и Нестор. Нестор пережил три поколения людей по тридцать лет. Новая мудрость: интеллект Одиссея. Это не опыт, а гибкость ума. Еще Одиссея отличает: все герои стремятся к бессмертию – ему оно дважды предлагается, но он меняет его на родину.

Гомер впервые дает нам опыт сравнительной характеристики.

3 песнь «Илиады»: Елена рассказывает о героях. Сравниваются Менелай и Одиссей. Образ Елены в «Илиаде» - демонический. В «Одиссее» же она домохозяйка. Описывается не ее внешность, а реакция старцев на нее. О ее чувствах мы знаем очень мало. В «Одиссее» она другая – ничего таинственного нет.

- Особенности эпического мировоззрения и стиля

Первое – объем эпических поэм всегда значителен. Объем зависит не от желания автора, а от поставленных автором задач, которые в данном случае требуют большого объема. Вторая особенность – многофункциональность. Эпос в древнем обществе выполнял много функций. Развлекательная – в последнюю очередь. Эпос – хранилище мудрости, воспитательная функция, примеры как себя нужно вести. Эпос – хранилище сведений по истории, сохраняет представление народа об истории. Научные функции, так как именно в эпических поэмах передавались научные сведения: астрономия, география, ремесло, медицина, быт. В последнюю очередь – развлекательная функция. Все это называется эпический синкретизм.

Гомеровские поэмы всегда повествуют о далеком прошлом. Грек пессимистически смотрел в будущее. Эти поэмы призваны запечатлеть золотое время.

- Монументальность образов эпических поэм

Образы приподняты над обычными людьми, они почти памятники. Все они возвышеннее, красивее, умнее обычных людей – это идеализация. Это и есть эпическая монументальность.

Эпический вещизм связан с задачей описать в полном объеме все. Гомер фиксирует внимание на самых обычных вещах: табуретка, гвоздики. Все вещи обязательно имеют цвет. Некоторые считают, что тогда мир описывали двумя красками – белой и золотой. Но это опроверг Вилькельман, он занимался архитектурой. На самом деле красок много, а статуи выбелены временем. Статуи одевались, раскрашивались, украшались – все было очень ярким. Даже титаномахия на Парфеноне была раскрашена. В гомеровских поэмах все цветное: одежды богинь, ягоды. Море имеет более 40 оттенков по цвету.

Объективность тона гомеровских поэм. Создатели поэм должны были быть предельно справедливыми. Гомер необъективен только в эпитетах. Например, описание Терсита. Терсит абсолютно лишен эпической доблести.

Эпический стиль: три закона

1) Закон ретардации – нарочитая остановка действия. Ретардация, во-первых, помогает расширить рамки своего изображения. Ретардация – это отступление, вставная поэма. Повествует о бывшем или излагает взгляды греков. Поэмы исполнялись устно и во время ретардации автор и исполнитель пытается возбудить дополнительное внимание к ситуации: например, описание жезла Агамемнона, описание щита Ахилла (это описание показывает, как греки представляли себе мироздание). Женитьба деда Одиссея. В роду у Одиссея всегда был один наследник. Одиссей – сердитый, испытывающий гнев богов.

2) Закон двойной мотивации событий.

3) Закон хронологической несовместимости одновременных событий во времени. Автор эпических поэм наивен, ему кажется, что если он будет изображать одновременно два одновременных события, то это будет неестественно. Яркий пример: Приам и Елена разговаривают.

Эпические поэмы изобилуют повторами . До трети текста приходится на повторы. Несколько причин: из-за устности поэм, повторы – это свойства устного народного творчества, фольклорное описание включает постоянные формулы, чаще всего это явления природы, снаряжение колесниц, вооружение греков, троянцев – трафаретные формулы.

Украшающие эпитеты , твердо закреплены за героями, предметами, богами (волоокая Гера, Зевс-тучегонитель). Боги как совершенные создания заслуживают эпитета «золотой». Больше всех с золотом связана Афродита – эстетическая сфера, у Геры это державность, властительность. Самым темным оказывается Зевс. Все боги должны быть умными, всеведущими. Промыслитель – только Зевс, хотя и другие тоже. Афина: заступница, защитница, неодолимая, несокрушимая. Арес: ненасытный войной, губитель людей, запятнанный кровью, сокрушитель стен. Часто эпитеты настолько срастаются, что противоречат положению: благородные женихи в доме Одиссея. Эгист, убивающий Агамемнона, - беспорочный. Это все фольклорные формулы.

Эпические сравнения. Стремясь к наглядности изображения, поэт стремится каждое описание перевести на язык сравнения, которое перерастает в самостоятельную картину. Все сравнения Гомера из бытовой сферы: бои за корабли, греки теснят троянцев, греки сражались как соседи за межи на соседних участках. Ярость Ахилла – сравнение с молотьбой, когда волы топчут зерна.

Гомер часто использует описание и повествование через перечисление. Не описывает картину во всей целостности, а нанизывает эпизоды – убийства Диомеда.

Сочетание вымысла с деталями реалистической действительности. Грань между реальностью и фантастикой стирается: описание пещеры циклопа. Сначала все очень реалистично, но потом появляется страшное чудовище. Создается иллюзия объективности.

Поэмы написаны гекзаметром – шестистопным дактилем. Причем последняя стопа усеченная. Посередине делается цезура – пауза, которая делит стих на два полустишья и дает ему размеренность. Все античное стихосложение основано на строго упорядоченном чередовании долгих и кратких слогов, причем количественное соотношение ударных и безударных слогов 2:1, но ударение не силовое, а музыкальное, основано на повышении и понижении тона.

Основные черты раннего эпического стиля можно охарактеризовать следующим образом:

Во-первых, это объективность. Древний эпический стиль дает объективную картину мира и жизни, не входя глубоко в психологию действующих лиц и не гоняясь за деталями и подробностями изображения. Для строгого эпического художника важно только то развитие действительности, которое совершается вне и независимо от его личного сознания, от его личных взглядов и оценок. Важно только то, что данное событие фактически происходило, все же остальное имеет для эпического художника только второстепенное значение.

Удивительным образом все изображаемое в гомеровском эпосе трактуется как объективная реальность. Здесь нет ровно ничего фантастического, выдуманного или измышленного только из-за субъективной прихоти поэта. Даже все боги и демоны, все чудесное изображается у Гомера так, как будто бы оно вполне реально существовало. Невозмутимый повествовательный тон характерен у него для любых сказочных сюжетов. В строгом эпическом стиле нет выдумок и фантазий.

Во-вторых, «вещественное» изображение жизни . Вместо показа собственного отношения к жизни эпический художник сосредоточивает внимание по преимущественно на внешней стороне изображаемых им событий. Отсюда его постоянная любовь к зрительным, слуховым и моторным ощущениям, в результате чего о психологии героев часто приходится только догадываться, но зато внешняя сторона оказывается изображенной с наибольшей любовью.

В-третьих, традиционность . Объективный характер эпического изображения жизни сопровождается в строгом эпосе сознанием постоянства царящих в ней законов. Это и естественно для объективного подхода художника к действительности. Кто подходит к действительности объективно, тот не ограничивается одними ее случайными явлениями, но старается проникнуть в глубь этих явлений, чтобы узнать их закономерности.

Однако строгий эпический художник любит наблюдать постоянство жизненных явлений не только в настоящем, но и в прошлом, так что для него, собственно говоря, даже и не существует особенно глубокой разницы между настоящим и прошлым. Он изображает по преимуществу все постоянное, устойчивое, вековое, для всех очевидное и всеми признаваемое, всеми признававшееся раньше, старинное, дедовское и в настоящем для всех обязательное. Без этой принципиальной традиционности народный эпос теряет свой строгий народный стиль и перестает быть в собственном смысле эпическим.

В-четвертых, монументальность. Само собой разумеется, что все указанные выше особенности строгого эпического стиля не могут не делать его величавым, медлительным, лишенным суеты, важным, степенным. Широкий охват настоящего и прошлого делает эпическую поэзию возвышенной, торжественной, далекой от субъективной прихоти поэта, который считает себя незначительным и несущественным явлением в сравнении с величавым и общенародным прошлым. Эта нарочито выставляемая незначительность художника перед грандиозной широкой народной жизнью превращает его произведения в какой-то великий памятник прошлого, почему и всю эту особенность строгого эпического стиля нужно назвать монументальностью.

В-пятых, героизм . Нетрудно показать, что особым стилем изображаются в эпосе и люди, если они понимаются как носители всех этих общих свойств эпоса. Человек оказывается героем потому, что он лишен мелких эгоистических черт, но всегда является и внутренне и внешне связанным с общенародной жизнью и общенародным делом. Он может быть победителем или побежденным, сильным или бессильным, он может любить или ненавидеть – словом, обладать разнообразными свойствами человеческой личности, но все это при одном условии: он должен быть обязательно по самому своему существу в единстве с общенародной и общеплеменной жизнью. Эпический герой вовсе не тот, кто лишен свойственной ему лично психологии. Но эта психология в основе своей должна быть у него общенародной. Это и делает его героем монументального эпоса.

И, наконец, уравновешенное спокойствие . О спокойствии эпоса говорили всегда очень много, противопоставляя его лирической взволнованности. Однако из предложенной выше характеристики эпоса вытекает то, что эпическое спокойствие вовсе не есть отсутствие больших страстей, какое-то безразличное отношение к жизни. Эпическое спокойствие возникает в поэте, если он является строгим эпическим художником, мудро созерцающим жизнь после великих катастроф, после огромных всенародных событий самого широкого масштаба, после бесконечных лишений и величайших страданий, а также после величайших успехов и побед. Эта мудрость проистекает из того, что эпический художник знает о постоянстве законов природы и общества. Гибель отдельных индивидуумов уже его не волнует, так как он знает о вечном круговороте природы и о вечном возвращении жизни смена поколений, как смена листвы на деревьях. Созерцая мировые события в их вековом развитии, он получает от этого не только уравновешенное спокойствие, но и внутреннее утешение.

Подводя итог общим особенностям строгого эпического стиля, надо сказать, что его всегдашняя объективность отличается пластическим традиционным и монументальным героизмом, отражающим собой вечный круговорот и вечное возвращение общенародной или общеплеменной жизни.

Гомеровские поэмы не были всего лишь художественным проявлением существования общинно-родового строя; они получили свой окончательный вид уже в период его разложения и почти в самый канун рабовладельческого строя. Поэтому Гомер как художник уже познал сложность и глубину индивидуальной жизни, и не мог быть абсолютно незаинтересованным и равнодушным летописцем жизни. У него проявились личные страсти, созрели политические оценки, возник протест против разных социальных аспектов окружавшей его жизни. Поэтому и стиль гомеровского эпоса, так же как и его социально-историческая основа, и его идеология полны противоречий и очень далеки от того детского и примитивного восприятия жизни, которое зачастую приписывалось различными исследователями с высот европейского культурного развития.

Гомеровские поэмы отражают века народного развития и, в частности, не только общинно-родовую формацию, но и ее разложение и развитие частной собственности и частной инициативы. Строгий эпический стиль художественных произведений уже не мог оставаться на ступени своей старинной суровости, начиная отражать индивидуальное развитие человека с новыми, гораздо более свободными чувствами и с помощью новых, гораздо более сложных поэтических приемов.

К аждый народъ древней и самобытной образованности имѣетъ стародавнее, изъ глуби вѣковъ идущее, но долго не отвердѣлое и не устойчивое, видоизмѣняемое и умножаемое поэтическое преданіе, которое мало-по-малу онъ научается оберегать отъ дальнѣйшихъ перемѣнъ, какъ неприкосновенное наслѣдіе первоначальныхъ откровеній, ниспосланныхъ людямъ богами. Такъ пріобрѣтаетъ народъ священные тексты, изученіе коихъ воспитываетъ поколѣнія и даетъ первые поводы къ развитію науки о словѣ и искусства словеснаго, исторіи, религіознаго вѣроученія и философскаго умозрѣнія.

Таково было и значеніе Гомеровыхъ поэмъ въ Греціи. Онѣ знаменовали, для всего раздробленнаго на многія политическія тѣла эллинскаго міра, общенародную связь, сознаніе и овеществленіе которой было насущною нуждою націи, не объединенной союзомъ государственнымъ; почему издавна отдѣльные города, законодательнымъ путемъ, вводятъ публичное провозглашеніе отрывковъ изъ Гомера декламаторами-рапсодами въ обязательный кругъ праздничнаго обряда и съ VI вѣка запасаются, для храненія въ государственныхъ архивахъ, удостовѣренными списками Иліады и Одиссеи. На Гомерѣ, изъ рода въ родъ, учились эллины съ малолѣтства — и дома, и въ школѣ, и на площади — тому,что такое эллинство, какъ высокій строй старинной рѣчи и ея «священный» ладъ, исконный нравъ и завѣтный обычай, знаніе объ отеческихъ богахъ и память о родимыхъ герояхъ. Изъ Гомера, стихи котораго въ теченіе долгихъ вѣковъ затверживались наизусть, пристально изслѣдовались,

разносторонне истолковывались,— развили эллины и свою поэзію (позднѣйшій эпосъ, хоровую лирику, наконецъ — трагедію), и грамматику родного языка, и первыя начала этики, поэтики, діалектики, риторики, и свою священную исторію, и пластическіе идеалы изобразительнаго искусства (такъ, въ V вѣкѣ знаменитыя строки первой пѣсни Иліады, ст. 528—530, опредѣлили художественный замыслъ Фидія при созданіи олимпійской статуи Зевса и навсегда установили иконографическій типъ вседержителя-отца боговъ и людей),— пока наступила, наконецъ, пора критической мысли и на томъ же старомъ Гомерѣ ученое остроуміе и эстетическая взыскательность впервые испытали свои силы и изощрились до полной независимости отъ освященнаго вѣками преданія. Тогда слѣпой старецъ, вдохновляемый божественными Музами, превратился въ одного изъ образцовыхъ, «каноническихъ», или «классическихъ», поэтовъ, въ простодушнаго, «добраго» Гомера, въ художника подъ стать другимъ авторамъ книжной словесности, искуснаго необычайно, хотя во многомъ еще не совершеннаго, одареннаго несравненною силою генія, но вовсе не непогрѣшимаго и подчасъ оскорбляющаго изысканный вкусъ.

Гомеръ и гуманизмъ.

Уже древняя филологія намѣтила этотъ путь сопоставленій Гомера съ творцами искусственнаго эпоса,— путь, по которому пошла и новая европейская мысль съ XIV вѣка, co временъ Петрарки и Боккачьо, когда Гомеръ, извѣстный средневѣковью лишь по наслышкѣ, какъ старшій, великій братъ вѣщаго пророка и волшебника Вергилія на поэтическомъ Парнассѣ, предсталъ въ болѣе осязательныхъ очертаніяхъ, вслѣдствіе перваго ознакомленія съ eгo поэмами, отчасти уже въ подлинникѣ, по стариннымъ спискамъ, разбираемымъ съ помощью заѣзжихъ ученыхъ грековъ, а потомъ — и по первопечатнымъ книгамъ; ибо въ 1488 г., во Флоренціи, просвѣтительная дѣятельность византійскихъ эмигрантовъ-гуманистовъ, уже второго поколѣнія, увѣнчалась, между прочимъ, и первымъ изданіемъ Гомеровыхъ поэмъ, подъ редакціей грека Димитрія Халкондилы.

Только представленіе объ органическомъ характерѣ культурно-историческаго процесса, забрезжившее впервые y Джіованни-Баттиста Вико въ концѣ XVII столѣтія, и, въ частности, объ органическомъ ростѣ народной поэзіи, развитое въ XVIII вѣкѣ Гердеромъ, заставило положить рѣзкую грань между эпосомъ искусственнымъ (каковы, напр., поэмы Вергилія, Данта, Аріоста, Тассо, Камоэнса) и народнымъ эпосомъ, y грековъ — эпосомъ Гомера.

II.
Гомеровскій вопросъ.

Ф ридрихъ Августъ Вольфъ (Prolegomena ad Homerum, 1795), идя по слѣдамъ нѣсколькихъ предшественниковъ (изъ коихъ особенная заслуга принадлежитъ, вмѣстѣ съ Вико, писателю XVII вѣка, аббату д̉Обиньи), съ энергіей провозгласилъ мнѣніе о невозможности предположить планомѣрное эпическое творчество въ столь раннюю эпоху, какъ эпоха созданія гомеровскихъ поэмъ, еще не знавшая письменности, и о необходимости разсматривать ихъ какъ сводъ разнородныхъ былинныхъ сказовъ, собранный и приведенный въ болѣе или

менѣе стройный порядокъ только въ VI в. до Р. X., ученою коммиссіей правщиковъ, по распоряженію аѳинскаго тирана Писистрата.

Это ученіе произвело необычайный переполохъ во всемъ образованномъ мірѣ и нашло какъ восторженныхъ приверженцевъ, такъ и горячихъ противниковъ. Шиллеръ съ досадою недоумѣвалъ, какъ можетъ такой великій поэтъ, какъ Гете, благосклонно относиться къ этому ученію, проглядѣвшему живой ликъ Гомера-поэта; впрочемъ, Гете мало-по-малу вернулся къ вѣрѣ въ историческую реальность Гомера. Начался знаменитый «гомеровскій вопросъ»; и ближайшею (1837 г.) стадіей въ развитіи намѣченнаго Вольфомъ воззрѣнія на Гомера, какъ на легендарный образъ, подъ чьей личиной скрывается множество разноликихъ пѣвцовъ, была теорія Лахмана о распаденіи Иліады, при внимательномъ изученіи, на рядъ необширныхъ по объему пѣсенъ-былинъ, или балладъ, которыя этотъ ученый болѣе или менѣе произвольно пытался выдѣлить изъ связи цѣлаго и разграничить.

Съ конца XVIII вѣка воспреобладало представленіе о Гомерѣ, какъ простомъ символѣ народнаго пѣвца-сказителя, и о древнемъ эпосѣ вообще какъ о творчествѣ безыменномъ, безличномъ, безъискусственномъ, органически-всенародномъ. Этотъ взглядъ держался на двухъ предпосылкахъ, которыя были двумя преувеличеніями: древность гомеровскаго міра была признаваема древностью первобытной, и eгo культура болѣе цѣльной и одностихійной, менѣе расчлененной и разносоставной, чѣмъ какою она оказалась при позднѣйшемъ историческомъ изученіи. Это была отвлеченная идеологія, лелѣявшая идеалъ «эпохи органической», золотой, младенческой поры наивнаго и почти безсознательнаго эпоса, который, какъ писалъ философъ Шеллингъ, отвѣчаетъ «такому общему состоянію, гдѣ нѣтъ противорѣчія между личной свободой и естественнымъ ходомъ вещей, гдѣ всѣ человѣческія отношенія входятъ въ одну колею историческаго процесса». Впечатлѣніе отъ перваго знакомства съ народнымъ эпосомъ другихъ странъ, въ особенности съ сербскими эпическими пѣснями, исполнителями которыхъ являются слѣпые пѣвцы съ гуслями или бандурой, такъ живо напоминающіе традиціоннаго слѣпого Гомера съ eгo «киѳарой» или «формингой» (небольшой, примитивной лирой), соблазняло усматривать и въ гомеровскомъ творчествѣ безпримѣсное выраженіе патріархально-эллинскаго, простодушно-яснаго воззрѣнія на міръ, непосредственное проявленіе племенного поэтическаго генія, созданіе народной стихіи, еще не выдѣлившей изъ себя ни своеобразно творящей личности, ни даже культурно обособленной группы.

Но все же филологамъ-книжникамъ, свободнымъ отъ такихъ общихъ предпосылокъ, занятымъ прежде всего не установленіемъ широкихъ перспективъ, а точнымъ разслѣдованіемъ подлежащаго изученію словеснаго памятника, было ясно, что передъ ними не безформенное нагроможденіе сказовъ и былей, а строго продуманное эпическое единство, являющее несомнѣнные слѣды сознательной и искусной обработки. Убѣжденіе, что гомеровскія поэмы представляютъ собою художественное цѣлое, что онѣ суть твореніе законченное, ложится въ основу консервативнаго направленія въ спорахъ о Гомерѣ. Eгo защитники, подобно античнымъ ученымъ александрійскаго періода, хотѣли бы ограничиться обнаруженіемъ и устраненіемъ отдѣльныхъ позднихъ вставокъ, исказившихъ мѣстами Гомеровъ подлинникъ. Такъ, Нитчъ (G. W. Nitzsch, выступившій впервые съ своей защитой традиціи

въ тридцатыхъ годахъ прошлаго вѣка) считаетъ Гомера истиннымъ авторомъ обѣихъ приписанныхъ ему великихъ поэмъ, изъ коихъ подлежатъ исключенію лишь по особеннымъ въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ причинамъ заподозрѣнныя частности; работа Гомера состояла въ художественномъ сліяніи и восполненіи всего дошедшаго до него эпическаго матеріала болѣе ранней поры; широко и свободно пользуясь былиннымъ преданіемъ, онъ отчасти компилировалъ eгo, отчасти самостоятельно видоизмѣнялъ и обогащалъ.

Уже Г. Германъ, родоначальникъ новѣйшей филологіи, намѣтилъ (въ 1831 г.) третью точку зрѣнія: сложная и многообъемлющая эпопея могла разростись изъ первоначальнаго простого эпическаго зерна. Задачею изслѣдованія становилось поэтому — раскрытіе въ Иліадѣ первой Иліады, въ Одиссеѣ — исконной Одиссеи. Вмѣстѣ съ тѣмъ, необходимо было выяснить, какъ развивалось это ядро, какія послѣдовательныя отложенія оставляли на немъ, какъ бы слоями, новыя эпохи, какъ приведены были въ связь съ кореннымъ составомъ иныя повѣствованія, прежде ему чуждыя.

На этой принципіальной основѣ зиждется истолкованіе роста Иліады изъ сравнительно небольшой поэмы «о гнѣвѣ Ахилла», или «Ахиллеиды», данное англичаниномъ Гротомъ въ eгo классической «Исторіи Греціи» (1846 г.). Попытка Грота оказалась чрезвычайно плодотворной; компромиссъ, имъ предложенный,— согласиться на допущеніи, что Гомеръ, авторъ Ахиллеиды, самъ же расширилъ ее до размѣровъ Иліады,— удовлетворить, конечно, никого не могъ; но дѣло шло не столько о творцѣ, сколько о сотвореніи гомеровскаго эпоса, о eгo возникновеніи и eгo превращеніяхъ, о чистыхъ линіяхъ первоначальнаго зодческаго плана въ загроможденномъ пристройками и перестройками колоссальномъ зданіи. Изслѣдователи принялись за поиски «пра-Иліады»; всевозможные критеріи были примѣняемы для различенія болѣе древнихъ отъ болѣе позднихъ элементовъ въ наличномъ составѣ эпопеи. Б. Низе (въ книгѣ «о развитіи гомеровской поэзіи», 1882) свелъ гомеровскій вопросъ къ проблемѣ преемственнаго цехового творчества пѣвцовъ, которое показалъ существенно различнымъ отъ творчества народнаго. А. Фиккъ (1881 г. и позднѣе) отважился снять съ Гомера eгo іонійскій нарядъ и поэмы, записанныя на іонійскомъ діалектѣ, объявить распространенными пересказами исконныхъ Иліады и Одиссеи, сложенныхъ эолійцами по-эолійски. К. Робертъ («Studien zur Ilias», 1901) своеобразно использовалъ новѣйшія данныя археологіи для опредѣленія относительной древности составныхъ частей Иліады по типу оружія, въ нихъ упоминаемаго, исходя изъ противоположности между старо-микенскими памятниками воинскаго быта и остатками болѣе поздней культуры; не безъ нѣкотораго самообольщенія стройностью добытыхъ этимъ методомъ результатовъ, Робертъ старался доказать, что археологическіе признаки древности подтверждаются преобладаніемъ эолійскихъ элементовъ въ языкѣ,— что даетъ ему возможность возстановить основную «пѣснь объ Ахиллѣ»; и нельзя отрицать, что эта eгo гипотетическая реставрація, будучи сжатымъ извлеченіемъ изъ Иліады, переложеннымъ на эолійскій говоръ, производитъ неожиданное, цѣльное и яркое впечатлѣніе своею нагою простотой, лирическимъ тономъ былины и сосредоточенною трагическою энергіей. Многіе ученые, однако, не убѣжденные ни одною изъ ряда попытокъ критическаго остроумія разрѣшить «гомеровскій вопросъ», остались при

томъ мнѣніи, что послѣдній вообще неразрѣшимъ и что, помимо частныхъ результатовъ, вся работа надъ нимъ не привела ни къ какому общему выводу, достойному стать на мѣсто античнаго преданія о Гомерѣ, творцѣ Иліады и Одиссеи.

Что касается Одиссеи, представлявшей менѣе поводовъ къ заподозрѣнію ея цѣльнаго состава и художественнаго единства, чѣмъ Иліада,— она сдѣлалась предметомъ глубокаго критическаго изученія лишь полвѣка тому назадъ, когда А. Кирхгофъ («Гомеровская Одиссея», 1859, переизд. въ 1879), занявшись разоблаченіемъ въ ней «пра-Одиссеи», пришелъ къ выводу о ея возникновеніи изъ древнѣйшей спайки двухъ по существу различныхъ исконныхъ сказовъ, подвергшихся дальнѣйшему послѣдовательному расширенію, съ привнесеніемъ новыхъ, первоначально чуждыхъ ея кругу, эпичеокихъ элементовъ. На почвѣ разысканій Кирхгофа возникли посвященныя Одиссеѣ «Гомеровскія изслѣдованія» Виламовица-Меллендорффа (1884). Обзоръ гомеровскаго вопроса, какимъ онъ представляется въ наши дни, и разностороннюю критику всѣхъ высказанныхъ по этому вопросу мнѣній читатель найдетъ во 2-мъ изданіи книги П. Кауэра «Основные вопросы гомеровской критики» * .

Въ общемъ, можно сказать, что идущая отъ Германа теорія расширеній заняла прочное мѣсто въ исторіи гомеровскаго вопроса, и донынѣ открытаго, хотя и нельзя утверждать, что усиліямъ ученыхъ удалось съ полною достовѣрностью и точною опредѣленностью установить относительную давность всѣхъ составныхъ частей гомеровскаго эпоса въ отдѣльности и представить несомнѣнную картину образованія наличныхъ поэмъ изъ ихъ древнихъ и простыхъ первообразовъ.

III.
Эолійское начало въ
іонійскомъ эпосѣ.

Т акъ новѣйшее изученіе неизбѣжно ограничиваетъ уже устарѣлую доктрину о всецѣло народномъ характерѣ гомеровской поэзіи. Между двумя крайностями — приравненіемъ Гомера къ творцамъ искусственныхъ эпопей и представленіемъ объ авторахъ Иліады и Одиссеи, какъ о простыхъ пересказчикахъ того, что, мало-по-малу, въ силу какого-то природнаго процесса, стихійно возникало въ безличномъ, всенародномъ творчествѣ,— между этими двумя крайностями установляется третья возможность, имѣющая за себя всѣ признаки исторической и филологической вѣроятности,— возможность видѣть въ поэмахъ Гомера творчество во многомъ еще близкое къ народному, но уже отъ него отличное,

* Р. Gauer, «die Grundfragen der Homerkritik», 2. Aufl., Leipz. 1909.— На русскомъ языкѣ гомеровскому вопросу посвящены изслѣдованіе Ѳ. Соколова, 1868 года, «Гомеровскій вопросъ» (Труды Ѳ. Ѳ. Соколова, Спб. 1910, стр. 1—148) и двухтомное сочиненіе Шестакова «О происхожденіи поэмъ Гомера» (Казань, 1892—1899). Изъ литературы о Гомерѣ на русскомъ языкѣ назовемъ еще переводную работу Джебба («Гомеръ. Введеніе къ Иліадѣ и Одиссеѣ», 1892) и оригинальную историка Д. М. Петрушевскаго «Общество и государство y Гомера».— Среди изложеній гомеровскаго вопроса въ общихъ руководствахъ по исторіи греческой литературы наиболѣе содержательна и соотвѣтственна современному состоянію научнаго изслѣдованія глава объ эпосѣ Гомера въ книгѣ В. Криста (W. Christ, «Geschichte der griechischen Litteratur», 5. Auflage, bearb. von W. Schmid, München 1908, Ss. 24—85,— въ 7 томѣ «Handbuch der klass. Alterthums-Wissenschaft» Ивана Мюллера).

не похожее ни нo своимъ пріемамъ, ни по своимъ поводамъ и задачамъ на плоды искусственной письменности и поэтическаго индивидуализма, но все же уже разсчитанное на эстетическую оцѣнку слушателей и сознательно преслѣдующее опредѣленныя цѣли культурно-нравственнаго воздѣйствія на общество. Уже нельзя сказать: поэтъ Гомеръ не мыслимъ; онъ только не доказанъ, какъ историческое лицо, ибо нѣтъ ни одного сколько-нибудь достовѣрнаго свидѣтельства о eгo личности въ ряду позднихъ разсказовъ и баснословій о странствующемъ слѣпцѣ-рапсодѣ. Ho такъ какъ само твореніе свидѣтельствуетъ о творцѣ, то имя Гомера справедливо открываетъ и для насъ списки эллинскихъ поэтовъ; только ликъ eгo какъ бы двоится и множится для насъ, и мы не знаемъ — да и никогда, повидимому, не узнаемъ,— носилъ ли имя Гомера слагатель первоначальной Ахиллеиды, или также геніальный и уже являющій болѣе чертъ индивидуальнаго дарованія создатель нѣкоторыхъ частей Иліады, принадлежащихъ несомнѣнно эпохѣ болѣе поздней, или, наконецъ, послѣдній собиратель и устроитель дошедшаго до насъ свода? Отцовъ гомеровскаго эпоса было нѣсколько въ нѣсколькихъ поколѣніяхъ, а само имя «Гомеръ» остается загадочнымъ и почти только символическимъ.

Что Гомеровы поэмы не чистое народное творчество, хотя, еъ другой стороны, и не творчество единоличное, а, напротивъ, совокупное и постепенное, станетъ ясно изъ условій возникновенія и преемственной передачи древнѣйшаго эллинскаго эпоса. He подлежитъ сомнѣнію, что родиною великихъ поэмъ были іонійскія колоніи въ Малой Азіи; эти поэмы — творенія іонійскаго генія, художественно-воспріимчиваго, универсально-разносторонняго, умственно гибкаго и подвижнаго, полнаго стройности, граціи и чувства мѣры; и діалектъ ихъ — діалектъ древне-іонійскій. Ho языкъ поэмъ удивляетъ изслѣдователя обиліемъ вкрапленныхъ въ него эолизмовъ, т.е. особенностей эолійскаго говора. Прибавимъ къ этому, что герой, прославленію котораго посвящена Иліада,— Ахиллъ — есть герой эолійскій, первоначально чуждый іонійскому племени. Отсюда мнѣніе, что исконная Иліада — пѣснь о гнѣвѣ Ахилла — была племенною былиной пылкихъ и воинственныхъ, мужественно-прямодушныхъ, лирически-задушевныхъ эолійцевъ и что сложена была она на эолійскомъ діалектѣ; отсюда же и попытки приблизиться къ впечатлѣнію, которое должна была производить эта исконная былина, путемъ переложенія дошедшихъ до насъ іонійскихъ гексаметровъ въ эолійскіе. Этому мнѣнію и этимъ попыткамъ противорѣчитъ, между прочимъ, то обстоятельство, что эолизмы разсыпаны въ Иліадѣ болѣе или менѣе равномѣрно, тогда какъ они должны были бы отсутствовать въ частяхъ болѣе поздняго происхожденія, и что стихи наличнаго текста не образуютъ сами собой стиховъ эолійскихъ, такъ что переводъ на эолійское нарѣчіе сопряженъ съ нѣкоторыми видоизмѣненіями въ текстѣ, съ eгo преднамѣреннымъ приноровленіемъ къ эолійскому складу.

Итакъ, вѣроятнѣе другой взглядъ, по которому Иліада возникла въ мѣстности, гдѣ прежде сидѣли эолійцы, а потомъ сѣли іонійцы, такъ что языкъ мѣстныхъ пѣвцовъ былъ болѣе или менѣе смѣшаннымъ. Въ своемъ дальнѣйшемъ развитіи эпосъ сохранилъ первоначальныя особенности говора древнѣйшихъ аэдовъ: на много вѣковъ языкъ эпической поэзіи остался своеобразною діалектическою разновидностью, условною поэтическою рѣчью, отличною отъ живой рѣчи іонійскаго племени. Это

историческое заключеніе изъ наблюденія надъ языкомъ совершенно соотвѣтствуетъ наиболѣе достовѣрному изъ преданій о родинѣ Гомера, котораго, соревнуя и споря между собою, считали своимъ землякомъ и гражданиномъ семь греческихъ городскихъ общинъ. Именно, въ Смирнѣ находимъ мы, какъ разъ, тѣ историческія условія, о которыхъ говорили: прежде чѣмъ іонійцы окончательно вытѣснили изъ нея эолійцевъ, оба племени перебивали одно y другого прекрасный приморскій городъ въ ту отдаленную эпоху, когда совершалась колонизація малоазійскаго побережья, восходящая своимъ началомъ къ XI вѣку до Р. X.

IV.
Ѳессалійскія былины.

Н o съ очевидностью вытекаетъ уже изъ вышесказаннаго, что тѣ пѣсни о славахъ героевъ, что легли первою основой въ зданіе медленно сотворяемой Иліады, были пѣсни эолійскія. Ихъ принесли съ собой въ Малую Азію племена, жившія первоначально въ Ѳессаліи, на югъ отъ горы Олимпа, которая осталась и для переселенцевъ горою боговъ. На ней всѣ боги имѣютъ свои дома; на ней и y ея подножій, въ Піеріи, обитаютъ и Музы, услаждающія пѣньемъ боговъ и напоминающія пѣвцамъ старинныя были. Знали ѳессалійскіе эолійцы и среброногую морскую богиню, Ѳетиду — супругу Пелея (первоначально бога горы Пеліона), и издавна привыкли оплакивать горестную участь Ѳетидина сына — прекраснаго Ахилла (онъ же, по отчеству — Пелидъ), которому суждена краткая жизнь, полная подвиговъ несравненной славы, но отравленная горькими утратами и обреченная пресѣчься послѣ того, какъ Ахиллъ одолѣетъ другого богатыря — Гектора.

Новѣйшія изслѣдованія вскрыли присутствіе, въ мѣстныхъ ѳессалійскихъ культахъ и героическихъ преданіяхъ, цѣлаго ряда героевъ, собранныхъ y Гомера подъ стѣнами или въ стѣнахъ осажденной Трои. Вещественная наличность, въ историческую эпоху, издревле прославленныхъ гробницъ служитъ достовѣрнымъ признакомъ, по которому мы можемъ судить о мѣстѣ исконнаго почитанія героя и о родинѣ связаннаго съ нимъ миѳа. Гробъ Гектора, главнаго богатыря Трои и опаснѣйшаго непріятеля грековъ по Гомеру, еще во времена Павсанія, оставившаго намъ описаніе своего путешествія по Греціи (II в. по Р. X.), былъ одною изъ почитаемыхъ городскихъ святынь семивратныхъ Ѳивъ въ Бэотіи. Кажется, что Гекторъ въ древнѣйшихъ эпическихъ сказахъ, запечатлѣвшихъ y эолійцевъ, на родинѣ, память объ ихъ воинственныхъ передвиженіяхъ съ сѣвера, изъ Ѳессаліи, въ среднюю Грецію, въ долину рѣки Сперхея, игралъ роль защитника Ѳивъ противъ ѳессалійскихъ пришельцевъ и въ этихъ войнахъ былъ убитъ. По одному извѣстію, сохраненному Плутархомъ, изъ аттическихъ генеалогій Истра, вообще историка ненадежнаго, но въ данномъ случаѣ, очевидно, записавшаго старинную мѣстную легенду,— Александръ, коего имя въ Ѳессаліи было Парисъ, былъ осиленъ въ бою, y рѣки Сперхея, Ахилломъ и Патрокломъ. И на этомъ примѣрѣ мы видимъ, что разсказы гомеровскаго эпоса о битвахъ подъ стѣнами Трои оказываются миражнымъ отраженіемъ междуплеменныхъ битвъ, происходившихъ въ европейской Греціи еще до выселенія колонистовъ въ Малую Азію. И если y Гомера Александръ-Парисъ сражается только

съ ѳессалійцами, и если, по легендѣ, онъ палъ отъ руки ѳессалійца, Филоктета, то здѣсь наглядно сказывается вѣрность поздняго эпоса eгo изначальнымъ источникамъ, эолійскимъ героическимъ пѣснямъ, черезъ много времени послѣ того, какъ лица и событія были оторваны отъ родной почвы и перенесены въ чуждый имъ, полуидеальный міръ. Равно и приморскія Ѳивы въ Малой Азіи, разрушенный Ахилломъ городъ Андромахи (Ил. VI, 397), есть не болѣе, какъ проекція города Ѳивъ въ области Фтіотидѣ; Андромаха также принадлежитъ древне-эолійскому кругу эпическихъ преданій, а Елена, какъ богиня, была предметомъ религіознаго культа въ Ѳессаліи.

Съ такимъ запасомъ мѣстныхъ преданій о богахъ и родныхъ герояхъ, во главѣ которыхъ стоялъ, рядомъ съ своимъ другомъ Патрокломъ, обреченный на преждевременную гибель Ахиллъ, пришли эолійскіе переселенцы въ Малую Азію, гдѣ ждали пришлецовъ новыя условія жизни и новыя культурныя вліянія.

V.
Догомеровское многобожіе.

Г лавная перемѣна въ сферѣ религіозныхъ представленій, опредѣлившая общій сдвигъ міросозерцанія и создавшая новыя основы для эпическаго творчества, естественно вытекала изъ самаго факта переселенія: это была утрата мѣстныхъ культовъ,— вѣрованій и обрядовъ, непосредственно обусловленныхъ значеніемъ издревле-заповѣдныхъ мѣстъ и ихъ вещественныхъ святынь.

Религія эпохи, предшествовавшей переселенію, состояла изъ почитанія разнствующихъ по славѣ и силѣ боговъ, сонмъ которыхъ терялся на низшихъ ступеняхъ въ хаотическомъ множествѣ переполнявшихъ міръ стихійныхъ, но почти всегда точно локализованныхъ демоновъ,— и изъ почитанія героевъ. Это многобожіе было по преимуществу разнобожіемъ; центробѣжныхъ силъ было въ немъ болѣе, нежели силъ центростремительныхъ. Даже такія исконно-общія всему эллинству и выросшія изъ до-эллинскихъ корней религіозныя представленія, какъ представленіе о верховномъ Зевсѣ, или Діѣ, были столь нетожественны y разныхъ племенъ и родовъ, что объединяло ихъ развѣ лишь имя божества, идущее изъ самой колыбели арійской расы. Ho такъ какъ различіе обрядовъ вело съ собою и творчество новыхъ, обрядомъ установляемыхъ, именъ, на которыя разно откликались боги и которыя потребны были въ значительномъ количествѣ, чтобы настойчиво привлекать божественную помощь, отвращать угрозу и всячески воздѣйствовать на сверхъестественныя могущества заговорною силою, лежащею въ словѣ и въ имени,— то многоименность божествъ и многообразіе обозначеній, прилагаемыхъ къ одному и тому же религіозному понятію, служили новымъ толчкомъ къ расчлененію и раздробленію коренного единства религіозныхъ основоположеній. Отсюда проистекло затемненіе первоначальнаго значенія многихъ предметовъ частно-племенного вѣрованія; мало-по-малу забылось, напримѣръ, что имя «Амфитріонъ» было нѣкогда лишь мѣстнымъ наименованіемъ Зевса, eгo культовымъ прозвищемъ, и почитатели Амфитріона, ставъ впослѣдствіи

поклонниками общеэллинскаго Зевса, сохранили память объ Амфитріонѣ уже только какъ о полубогѣ, героѣ, наконецъ — просто какъ объ издревле чтимомъ земномъ отцѣ героя Геракла (у римлянъ — Геркулеса), небеснымъ родителемъ котораго былъ объявленъ Зевсъ, при чемъ споръ обоюдныхъ притязаній на реальное отчество такъ и остался не рѣшеннымъ.

Ho, кромѣ того, многочисленныя божества, ставшія потомъ обще-эллинскими, вначалѣ являются исключительнымъ достояніемъ отдѣльныхъ племенъ. Такъ, существовавшій съ незапамятной древности, «отъ пеласговъ» идущій, культъ Зевсова пророческаго дуба и Матери-Земли въ Додонѣ (Ил. XVI, 234; Од. XIV, 327 и XIX, 296), сохранилъ свой мѣстный, эпиротскій, характеръ и послѣ того, какъ завоевалъ, уже въ эпоху Гомера, общее признаніе эллинскаго міра, какъ колыбель древнѣйшаго и священнѣйшаго изъ оракуловъ; мѣстный характеръ имѣетъ почитаніе Матери-Земли и въ бэотійскихъ Ѳеспіяхъ; владычица Гера есть изначала и по преимуществу богиня аргивскихъ ахейцевъ и т. д. Этотъ пестрый матеріалъ мѣстнаго богопочитанія долженъ былъ подвергнуться медленному процессу собиранія, постепеннаго объединенія въ грандіозную систему національной религіи, которая, впрочемъ, никогда не достигла въ Греціи полнаго догматическаго и обрядоваго единообразія и даже въ періодъ завершенія объединительной работы сохранила въ своемъ гармоническомъ и устроенномъ цѣломъ достаточную независимость и какъ бы самоуправленіе отдѣльныхъ мѣстныхъ религій.

Въ этой объединительной работѣ первый этапъ былъ пройденъ рука объ руку съ развитіемъ эпической поэзіи въ малоазійскихъ колоніяхъ и подъ ея непосредственнымъ вліяніемъ: іонійскіе пѣвцы были первыми собирателями эллинской вѣры. Послѣ нихъ, огромное значеніе пріобрѣли могущественные центры жречества, въ особенности дельфійскій оракулъ и нѣкоторыя другія мѣстныя храмовыя общины, напр., община въ Ѳеспіяхъ; эта послѣдняя оказала ближайшее воздѣйствіе на вторую великую эпическую школу Греціи — бэотійскую школу Гесіода, существенно дополнившую вѣроученіе іонійской, гомеровской школы привнесеніемъ въ него множества исконныхъ вѣрованій и идей религіозно-метафизическаго порядка, оставленныхъ безъ вниманія гомеровскою школой или ей чуждыхъ и неизвѣстныхъ. «Отецъ исторіи», Геродотъ (V в.), безъ сомнѣнія правъ, выражая общее мнѣніе націи о роли эпоса въ созданіи національной религіи слѣдующими словами: «Гомеръ и Гесіодъ научили эллиновъ богамъ; они распредѣлили священныя имена, принадлежащія каждому изъ боговъ, и свойственную каждому часть владычества, и подобающій каждому видъ почитанія; они наглядно описали образъ каждаго божества».

Неудивительно поэтому, что первыя исканія новаго религіознаго сознанія, первые поиски религіозныхъ истинъ болѣе духовныхъ и нравственно-возвышенныхъ, начинаются полемикой съ вѣроученіемъ Гомера и — въ меньшей мѣрѣ — Гесіода. Такъ, рапсодъ-философъ Ксенофанъ Колофонскій (V в.) бросаетъ Гомеру и Гесіоду упрекъ, что «много ложнаго приписали они богамъ, много взвели на нихъ такого, что по справедливости считается y людей позорнымъ и достойнымъ порицанія». Съ другой стороны, нельзя отрицать и основательности взгляда Аристотеля, который называетъ первымъ эллинскимъ «богословомъ» Гесіода:

y Гомера мы не находимъ систематическаго ученія о богахъ. Онъ ничего не знаетъ и о божественной космогоніи (срв. однако Ил. XIV, 201, гдѣ Океанъ названъ theôn génesis, «родителемъ боговъ»,— мысль, въ которой древніе усматривали подтвержденіе Ѳалесова ученія о влажной первоосновѣ вселенной); міръ существуетъ для него однажды даннымъ, статически опредѣленнымъ; какъ онъ возникъ, какъ былъ сотворенъ,— пѣвцу безразлично. И не существо боговъ занимаетъ eгo, а ихъ вмѣшательство въ людскія дѣла, ихъ историческое взаимодѣйствіе съ людьми: все, что онъ сообщаетъ о нихъ, подсказано прагматизмомъ повѣствованія объ участяхъ героевъ; мимоходомъ открываетъ онъ о нихъ нужное для слушателя героическихъ «славъ». Ho то, что онъ открываетъ, важно и опредѣлительно для судебъ всей религіи, оно напечатлѣвается на ея незастывшей поверхности неизгладимыми линіями,— и пѣвецъ знаетъ, что онъ напечатлѣваетъ, потому что eгo сознательно поставленная цѣль и послѣдовательно разрѣшаемая задача — многое въ отдѣльности утвердить и ввести въ народное сознаніе на всѣ вѣка.

Почитаніе героевъ.

Рядомъ съ выше охарактеризованнымъ многобожіемъ и необычайно развитою демонологіей, опредѣлявшей весь бытъ и требовавшей отъ человѣка, при каждомъ eгo дѣйствіи, особенной предусмотрительности по отношенію къ невидимымъ силамъ, этимъ дѣйствіемъ затронутымъ, и особенной, магической значительности каждаго поступка,— содержаніе первоначальной религіи племенъ, тѣснившихся въ европейской Греціи до колонизаціи, составляли героическіе культы. Мы уже видѣли, какъ вырабатывалось понятіе героя чрезъ затемненіе лика первоначальнаго божества. По мнѣнію нѣкоторыхъ ученыхъ, всѣ героическіе культы выросли изъ этого корня: всѣ герои суть забытые, развѣнчанные боги. По мнѣнію другихъ, напротивъ, герои суть обожествленные предки. Во всякомъ случаѣ, само низведеніе боговъ въ разрядъ героевъ мыслимо лишь на основѣ уже существующаго культа предковъ, къ которому вообще сводится множество явленій первобытной религіозной жизни и культуры. Вѣроятнѣе всего, что обѣ спорящія стороны нравы,— что нѣкоторые герои суть прежніе боги, низведенные въ борьбѣ съ своими же двойниками, утвердившимися въ общенародномъ вѣрованіи подъ инымъ именемъ, до ступени подземныхъ сильныхъ, другіе же герои суть стародавніе родичи родового и племенного преданія, прославленные предки незапамятныхъ былей, подземные сильные, могущіе вредить изъ-подъ земли живымъ и посылающіе имъ изъ подземья чадородіе и обиліе земныхъ плодовъ. Жертвъ требуютъ, какъ боги, такъ и герои; но обрядъ существенно различаетъ эти два рода жертвъ, придавая жертвамъ въ честь героевъ характеръ приношеній на тризнѣ, посылаемыхъ внизъ, въ подземное царство, совершаемыхъ не на алтаряхъ, а на «очагахъ» и на гробницахъ. Отличительна для героическихъ культовъ ихъ непосредственная и непремѣнная связь съ мѣстомъ погребенія легендарныхъ богатырей-родичей; вотъ почему можно сказать, какъ мы уже выше сказали, что герой y себя дома тамъ, гдѣ сохранились въ памяти преданія, какъ вещественная прикрѣпа культа, eгo гробъ, курганъ или пещера.

VI.
Утрата мѣстныхъ культовъ.

Я сно, что переселенцы, покидая родину, оторвались и религіозно отъ ея почвы, ибо покинули родныя могилы, связанныя съ почитаніемъ родичей. Старый культъ героевъ долженъ былъ для этихъ выходцевъ умереть, какъ конкретная часть религіозной жизни, а сонмъ героевъ, оторванныхъ отъ родныхъ пепелищъ, стать лишь идеальнымъ достояніемъ племенной памяти, неустойчивой и смутной. Эта память сберегла лишь ихъ имена, нѣсколько основныхъ чертъ ихъ родовой характеристики, да еще все то, что успѣло отлиться въ форму пѣсенъ (ôimai) о славахъ (kléa) стародавнихъ доблестныхъ мужей.

Если Иліада изобилуетъ эолизмами, это свидѣтельствуетъ прежде всего о томъ, что въ основу ея легли эолійскія пѣсни-славы. Усвоенныя въ скоромъ времени и сосѣдями іонійцами, которые боролись съ эолійцами изъ-за новыхъ мѣстъ, вытѣсняли ихъ и были ими вытѣсняемы, смѣшивались съ ними до частичнаго смѣшенія говоровъ,— пѣсни эти внесли въ начавшееся новое эпическое творчество свое легендарно-историческое содержаніе крайне искаженнымъ, до неузнаваемости измѣненнымъ. Образы Ахилловъ, Патрокловъ, Гекторовъ, Александровъ были даны въ пѣсенномъ преданіи какъ бы висящими въ воздухѣ, характерно очерченными, но призрачными, бездомными тѣнями; ихъ можно было прикрѣпить къ инымъ мѣстамъ дѣйствія, ввести въ иную связь событій, болѣе близкихъ къ переживаемой жизни. А жизнь эта была полна событіями: только что закончилась такъ называемая тевѳранская война, въ которой новые пришельцы должны были пядь за пядью отвоевывать мѣста для своихъ поселеній y коренныхъ жителей страны; ея перипетіи тотчасъ же слились съ легендарнымъ наслѣдіемъ старинныхъ сказовъ, воспоминанія о ней украсились именемъ Ахилла и умножили собой число подвиговъ староотеческаго героя. Весь этотъ составъ сказовъ, съ прибавленіемъ другихъ ѳессалійскихъ, каковы былины о Пириѳоѣ, Дріантѣ и Ѳесеѣ, вступавшихъ въ бой съ лютыми чадами горъ, Лапиѳами и Кентаврами (Ил. I, 263; срв. XII, 127—194), а также ѳиванскихъ, какъ сказаніе о походѣ семи богатырей противъ Ѳивъ (Ил. IV, 376 сл., 405 сл.), этолійскихъ, какъ миѳъ о Мелеагрѣ и Калидонской охотѣ (Ил. IX, 529 сл.) и многихъ иныхъ,— былъ принятъ іонійскимъ геніемъ, которому дано было какъ бы расплавить eгo въ своемъ горнилѣ и перелить eгo въ новое, стройное единство,— при чемъ, конечно, легенды чужого племени, и безъ того уже зыбкія и измѣнившія свои первоначальныя очертанія, съ еще большею свободою и меньшею памятью о первообразахъ, были использованы въ цѣляхъ установленія общеэллинскаго свода героическихъ славъ и общеэллинской картины божественнаго міроустройства.

Новыя вѣрованія.

Ho не только, съ уходомъ отъ старинныхъ святынь, утратилась осязательность героическаго преданія, прервалась обрядовая жизнь въ области героическихъ культовъ, стерлись опредѣленные очерки героевъ, но еще и цѣлый рядъ чужеземныхъ вліяній въ корнѣ измѣнилъ староотеческую вѣру. Такъ,— и это было главнѣйшимъ событіемъ наступившей новой эпохи религіознаго сознанія,— въ прежній соборъ боговъ вступилъ новый могущественный пришлецъ, малоазійскій богъ, изъ «страны свѣта» — Ликіи,— Аполлонъ,— грозный, гнѣвный богъ съ юнымъ обликомъ, золотыми кудрями до плечъ и серебрянымъ лукомъ

за плечами, страшно звучащимъ,— богъ стрѣловержецъ, мѣтко попадающій издали въ людей и животныхъ своими смертоносными стрѣлами, жестоко мстящій тѣмъ, кто не уважаетъ принадлежащихъ ему угодій и святынь, насылающій моровую язву, умилостивляемый жертвами и особенными обрядовыми пѣснопѣніями, заклинающими моръ и призывающими здоровье — «пэанами»,— столь грозный богъ, что по очень древнему гимну, созданному пѣвцами гомеровской школы, всѣ боги встаютъ съ мѣстъ и дрожатъ при появленіи пришлеца, кромѣ одного отца боговъ, Зевса, да еще матери Аноллоновой, Лет̀о (Лато, рим. Лат

Эпос как литературный жанр восходит к народной эпической песне (см. с. 55). Сказания о троянской войне, происходившей, очевидно, в XIII-XII вв. до н. э., складывались в течение нескольких веков и облекались аэдами в художественную форму; исторические факты приобрели обобщенный и гиперболизованный характер; к ним были примешаны элементы мифологии.

Так сложились две большие эпические поэмы: военно-героическая «Илиада» (песнь об Илионе - Трое) и сказочно-бытовая «Одиссея», повествующая о возвращении Одиссея, одного из героев войны, на родину. Их окончательная редакция приписывается одному из аэдов, которого предание называет Гомером. Исторически типичный образ странствующего певца переплетается в предании, сохраненном для нас античными авторами, со всякого рода фантастическими измышлениями. Это говорит об отсутствии каких-либо достоверных сведений о Гомере уже в античное время. По свидетельствам древних, семь городов спорили за честь называться родиной Гомера: Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Родос, Аргос и Афины. Иногда называли другие города, так как двустишие, в котором они пере числялись, имело несколько вариантов. Источники сходятся только в том, что умер поэт на острове Иос. Толкование имени Гомера занимало уже древних. Его считали нарицательным, означающим «слепец». Поздние исследователи толковали это имя по-разному: видели в нем и указание на тесно сплоченное сословие певцов, и имя древнего фракийского певца, и просто собственное имя поэта. Гомеровский вопрос. Отсутствие каких-либо сведений о личности Гомера, а также наличие в поэмах противоречий, стилистического разнобоя и сюжетных неувязок породили «гомеровский вопрос», т. е. совокупность проблем, связанных с изучением «Илиады» и «Одиссеи», и в первую очередь с авторством этих поэм. Уже в 1664 г. французский аббат д’Обиньяк высказал мысль о том, что «Илиада» составлена из отдельных эпических песен об осаде Трои и не является единым произведением одного автора. В XVIII в., когда на смену классицизму приходит романтическое направление в литературе, пробуждавшийся интерес к народной поэзии, к прошлому привел к тому, что в «Илиаде» и «Одиссее» стали видеть произведения, созданные народов в глубокой древности, а в имени Гомера - собирательное, общее имя автора греческого эпического творчества. В конце XVIII в. эту мысль поддержал немецкий ученый Ф. А. Вольф; в его книге «Введение к Гомеру», опубликованной з 1795 г., мы находим по-настоящему научную постановку вопроса, положившую начало систематическому исследованию гомеровского эпоса. Вольф считал «Илиаду» сводом различных песен, сложенных в разные времена многочисленными поэтами, среди которых наибольшей известностью пользовался Гомер. Он аргументировал свое мнение главным образом отсутствием в гомеровские времена письменности и многочисленными противоречиями в тексте поэм. Первый аргумент не является до конца убедительным, так как с VIII в. до н. э. письменность постепенно входит в употребление, второй остается в силе по настоящее время. Действительно, в поэмах есть противоречия и композиционные неувязки. Так, в V книге «Илиады» Диомед ранит Афродиту и Ареса, а в VI книге он говорит: Я никогда не дерзал с божествами Олимпа сражаться.10 (Ил., кн. VI, ст. 129). В III книге «Одиссеи» рассказывается, как Телемах и Афина, сопровождавшая его в облике Ментора, приходят в Пилос и видят много народа, собравшегося на жертвоприношение. Вскоре, однако, оказывается, что перед ними просто семья Нестора. Примерами композиционных неувязок могут служить следующие. В III книге «Илиады» Елена, виновница войны, поднимается вместе с троянским царем Приамом на городскую стену и показывает ему знаменитых ахейских (греческих) героев, которые давно уже сражаются под Троей и несомненно известны Приаму с начала войны. Поединок Париса с Менелаем, воспетый в III книге «Илиады», должен был бы, очевидно, состояться в начале войны, а не в конце ее. В VII книге рассказывается о сооружении ахейцами стены, которая должна была оградить их корабли от нападения. Очевидно, что греки должны были построить эту стену если не сразу по прибытии под стены Трои, то, во всяком случае, не на десятом году войны. Таким образом, хотя в «Илиаде» рассказ ведется о событиях 10-го года войны, ряд описанных в ней эпизодов по логике вещей должен был произойти раньше. X песнь «Илиады» повествует о ночной вылазке Одиссея и Диомеда, проникших во вражеский стан. Эта сцена совершенно не связана с общим сюжетом; единство поэмы не только не пострадало бы, но, вероятно, выиграло бы, если бы этот эпизод был изъят из текста. Такого рода хронологические неувязки, введение мотивов, без которых можно было бы обойтись, позволили думать, что «Илиада» не является произведением не только одного или двух поэтов, но и индивидуального творчества вообще. В дискуссии, разгоревшейся по гомеровскому вопросу, выделились две основные гипотезы: аналитическая, т. е. разъединявшая эпос на отдельные самостоятельные произведения, и унитарная, защищающая единство поэм. Ф. А. Вольф придерживался аналитической теории. Унитарии выдвигают на первый план моменты единства и художественной целостности, а частные противоречия поэм объявляют, с одной стороны, позднейшими вставками, искажениями, с другой - устным характером творчества поэта: исполняя песни «Илиады» и «Одиссеи» много раз, аэды, естественно, могли вносить дополнения, варьировать свой рассказ. Например, в эпизоде с делегацией, посланной Агамемноном к Ахиллу, употребляется не множественное, а двойственное число. Это указывает на то, что в первоначальном варианте текста посланцев было двое, а третье лицо - старик Феникс - появилось позже: старик понадобился поэту для того, чтобы внести в речи делегации элемент назидания - он рассказывает Ахиллу подобный случай, который произошел с ним в дни его молодости и окончился плохо. Мысль о внесении в текст речи Феникса могла прийти поэту во время очередного исполнения «Илиады». Некоторые хронологические неувязки унитарии объясняют художественными задачами поэта. Например, то, что Елена показывает Приаму героев ахеян, вызвано желанием поэта познакомить с ними свою аудиторию: ведь в поэме нет рассказа о начале войны, и автор вынужден рассказать о героях, описывая события 10-го года войны, т. е. в то время, когда Приам* несомненно, их знал. Кроме аналитической и унитарной существовали и различные компромиссные теории. Например, сторонники теории «основного ядра» предполагали, что первоначальный текст постепенно обрастал дополнениями, вставками, вносимыми разными поэтами; не один, а три-четыре поэта участвовали в составлении эпоса, отсюда первая, вторая, третья редакции и т. п. Представители другой теории видели в гомеровских поэмах объединение нескольких «малых эпосов». Например, Адольф Кирх- гофф считал, что в «Одиссее» четыре самостоятельных повествования: путешествие Одиссея до того, как он попал к Калипсо; путешествие от острова Калипсо до Итаки; путешествие Телемаха; возвращение Одиссея на родину (прибытие в образе нищего и расправа с женихами). Существуют и другие точки зрения о происхождении «Илиады» и «Одиссеи», но все они так или иначе сводятся к вопросу о соотношении личного и коллективного творчества авторов гомеровского эпоса. Большинство современных исследователей, и в частности советский ученый И. М. Тронский, автор фундаментального труда по истории античной литературы, придерживаются унитарной теории. Тем не менее конкретная история формирования гомеровского эпоса - вопрос еще не решенный. Принадлежит ли окончательная обработка обеих поэм одному и тому же автору или разным - в обоих случаях нужно считать, что «Илиада» была сложена раньше «Одиссеи», о чем свидетельствует картина материальной культуры и общественных отношений, изображенная в этих произведениях; на более позднее происхождение «Одиссеи» указывает более сложная композиция этой поэмы, а также прославление изворотливости ума в этой поэме и проявляющийся в ней интерес к чужим странам, характерные для общества, вступившего в фазу торговых отношений. Время и место создания «Илиады» и «Одиссеи». Цицерон, Павсаний и другие античные авторы донесли до нас сведения о созданной афинским тираном Писистратом ученой комиссии, работавшей над творчеством Гомера и расположившей в нуж- ном порядке разрозненные части «Илиады» и «Одиссеи». Это свидетельствует о существовании записи гомеровских поэм в VI в. до н. э. и означает, что завершение поэм относится к VIII-VII вв. до н. э. Анализ отраженных в поэмах общественных отношений и материальной культуры приводит ученых к выводу, что вряд ли это произошло раньше. Гомеровское общество - это доклассовое общество, люди живут в племенных объединениях. Во главе племен стоят «цари»- родовые старейшины, которые являлись военачальниками, жрецами и судьями, но их власть была ограничена: уже в первой книге «Илиады» рассказывается о том, что вопрос о выдаче Хрисеиды ее отцу решается народным собранием. И хотя Агамемнон недоволен его решением, все же приходится подчиниться ему. Образ жизни царей довольно демократичен, они ведут себя как обыкновенные люди, их не боятся критиковать. В XIX книге «Илиады» Одиссей говорит: Ты, Агамемнон могучий, вперед и к другому ахейцу Сам справедливее будь: унижения нет властелину " С мужем искать примиренья, которого сам оскорбил он. (Ил., кн. XIX, ст. 182-184). О демократическом образе мыслей царей свидетельствуют слова самого Агамемнона: Нет, на род не взирай ты, хотя б и державнейший был он. (Ил., кн. X, ст. 239). Все это указывает на родовой характер гомеровского общества, которое находится на грани разложения и перехода к рабовладельческому строю: уже налицо имущественное н социальное неравенство, разделение на «лучших» и «худых»; уже существует рабство, которое, правда, сохраняет патриархальный характер: рабы - в основном пастухи и домашние слуги, среди которых есть привилегированные: такова Евриклея, няня Одиссея; таков пастух Евмей, который действует вполне самостоятельно, скорее как друг Одиссея, чем как его раб. Торговля в этом обществе уже существует, хотя занимает очень малое место в мыслях автора. Следовательно, создатель поэм - представитель греческого общества VIII-VII вв. до н. э., находящегося на грани перехода к рабовладельческому строю. Материальная культура, описанная в «Илиаде» и «Одиссее», убеждает нас в том же: автор хорошо знаком с употреблением железа, хотя, стремясь к архаизации (особенно в «Илиаде»), указывает на бронзовое вооружение воинов. Поэмы написаны в основном на ионийском диалекте, с примесью эолийских форм. Это означает, что местом создания их была Иония - острова Эгейского моря или Малая Азия. Отсутствие же упоминаний в поэмах о городах Малой Азии сви детельствует об архаизаторских стремлениях поэта, воспевающего древнюю Трою. Композиция «Илиады» и «Одиссеи». В основу содержания «Илиады» и «Одиссеи» легли предания из цикла мифов о Троянской войне, действительно происходившей, очевидно, в XIII- XII вв. до н. э. (см. с. 51-53). «Илиада», военно-героическая поэма, повествует о событиях 10-го года войны, вызванных ссорой храбрейшего из участников похода Ахилла, царя Фтйи, с предводителем войска Агамемноном, который отобрал у Ахилла его пленницу Брисеиду. Оскорбленный Ахилл отказался участвовать в сражениях и вернулся к войску лишь после гибели его лучшего друга Пат- рокла. Мстя за смерть друга, он вступил в поединок с предводителем троянского войска Гектором, виновником смерти Пат- рокла, и убил его. «Одиссея» - сказочно-бытовая поэма. В ней рассказывается о событиях, происшедших после окончания войны, о возвращении на родину одного из греческих военачальников Одиссея, царя Итаки, и о его многочисленных злоключениях. В «Илиаде» рассказы о действиях людей на земле чередуются с изображением сцен на Олимпе, где боги, разделившиеся ^а_две партии, решают судьбу отдельных сражений (так как конечный исход войны давно предрешен). При этом события, происходящие одновременно, излагаются как происходящие последовательно, одно за другим (так называемый закон хронологической несовместимости). Завязкой действия «Илиады» является гнев Ахилла; события, излагаемые в поэме, вызваны этим гневом, и весь сюжет представляет собой как бы последовательное изложение фаз гнева Ахилла, хотя встречаются отклонения от основной сюжетной линии, вставные эпизоды. Кульминационный момент сюжета - поединок Ахилла с Гектором; развязка - возвращение Ахиллом Приаму тела убитого им Гектора. Композиция «Илиады» отличается некоторой симметричностью в соответствии с нравственными установками поэта. В начале действия старик Хрис обращается к Агамемнону с просьбой вернуть ему плененную дочь и получает надменный отказ, явно осуждаемый автором. Этот отказ повлек за собой и гнев Ахилла, и многие кровавые события, разыгравшиеся у стен Трои. В конце поэмы другой старик, Приам, приходит к Ахиллу с просьбой вернуть ему тело Гектора и не получает отказа - это поступок, достойный героя гуманного поэта. «Одиссея» по композиции сложнее «Илиады»: 24 книги «Одиссеи» распадаются симметрично на четыре части: первая - Одиссей покидает остров Калипсо, скитается по морю и достигает страны феаков; вторая - Одиссей в стране феаков; третья- Одиссей у себя на родине; четвертая - Одиссей в своем доме. Но самое замечательное в структуре «Одиссеи» - это первый в мировой литературе прием транспозиции - изложение прошлых событий в виде рассказа Одиссея. Заслуживает внимания та особенность, что рассказы о чудовищах и фантастических событиях сосредоточены в рассказе самого Одиссея; автор, стремящийся к рационализации мифа, как бы не участвует в этом искажении действительности. (Гуманизм Гомера. Одна из причин бессмертия гомеровского эпоса - гуманизм, проявляющийся в прославлении жизни и человека с его высокими моральными качествами. Прежде всего Гомер прославлял мужество человека, доблесть, любовь к родине, верность в дружбе, мудрость в советах, уважение к старости и т. п. Хотя все эти качества в различные времена, в неодинаковых социальных условиях понимаются по-разному, но, данные в обобщенной форме, они оказываются созвучными всем эпохам и всем пародам. Главный герой «Илиады» Ахилл самолюбив, страшен в своем гневе; личная обида заставила его пренебречь своим долгом и отказаться от участия в боях; тем не менее ему присущи нравственные понятия, которые в конце концов заставляют его искупить свою вину перед войском; гнев же его, составляющий стержень сюжета «Илиады», разрешается великодушием. Ахилл покинул ахейское войско, несправедливо обиженный Агамемноном. Но вот ахейцы попадают в тяжелое положение, им нужна помощь Ахилла, и Агамемнон посылает к нему своих людей, с просьбой вернуться и обещанием искупить нанесенную ему обиду. Ахилл отказывается вернуться - это психологически рерно: гордость, присущая Ахиллу, мешает ему сделать это. Но чувство долга, чувство патриотизма не позволяют ему примириться с поражением ахейцев, и он отдает доспехи своему другу Патроклу, чтобы тот отогнал троянское войско от греческих кораблей. Когда же Патрокл гибнет, Ахилл забывает о своем гневе: любовь к другу оказывается у него сильнее самолюбия. Он чувствует за собой двойную вину: нарушение долга перед войском и вину за смерть Патрокл а. Теперь он не может не вернуться, как раньше он не мог вернуться. Он бросается в бой с удесятеренной силой, обращает в бегство троянцев, убивает троянского полководца Гектора и оскверняет его тело, мстя за смерть друга: жестокость его оправдана чувством гнева и горя. Но когда приходит к нему старик Приам - несчастный отец, потерявший сына, и просит выдать ему тело Гектора для погребения, сердце Ахилла смягчается. Он тронут положением старца, его храбростью (ведь Приам пришел безоружным во вражеский лагерь), и гнев его разрешается великодушием. Дары и раскаяние Агамемнона не смягчают его, а слезы старика смягчают; это воспевание человечности героя - одно из проявлений гомеровского гуманизма. Жизнеутверждающее настроение поэм омрачается иногда скорбными мыслями о краткости жизни. Думая о неизбежности смерти, гомеровские герои стремятся оставить о себе славную память. Ахилл говорит: Так же и я, коль назначена доля мне равная, лягу, Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду! (Ил., кн. XVIII, ст. 120-121). В поэме прославляется военная доблесть, но автор отнюдь не одобряет войну, ведущую к худшему из зол - смерти. Об этом свидетельствуют как отдельные реплики автора и его героев, так и явное сочувствие Гектору и другим защитникам Трои, которые в этой войне являются страдающей стороной. Вот что Зевс говорит своему сыну Аресу: Ты, ненавистнейший мне меж богов, населяющих небо! Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны! (Ил., кн. V, ст. 890-891). В X книге «Илиады» Нестор поучает Диомеда: Тот беззаконен, безроден, скиталец бездомный на свете, Кто межусобную брань, человекам ужасную, любит! (Ил., кн. X, ст. 63, 64). Одиссей, уговаривая воинов забыть о доме и продолжать войну, говорит о вынужденности такого поведения, о необходимости войны как тягостной миссии: Тягостна брань, и унылому радостно в дом возвратиться. (Ил., кн. II, ст. 291). Симпатии автора принадлежат волнам обеих враждующих стран, но агрессивность и грабительские стремления греков вызывают его осуждение. Во II книге «Илиады» поэт вкладывает в уста воина Терсита речи, клеймящие алчность военачальников. Хотя описание внешности Терсита указывает на стремление автора выразить свое осуждение его речам, однако речи эти убедительны и по существу никем не были опровергнуты, так что мы можем предполагать, что они созвучны мыслям поэта. Не следует забывать, что аэд был вынужден считаться с интересами аристократических кругов, которые не могли одобрить речи Терсита, ибо «вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность». Но осуждение войны звучит не только в устах этого как будто отрицательного персонажа. Сам доблестный Ахилл, со- 63 бпраясь вернуться в войско, чтобы отомстить за Патрокла, говорит: О, да погибнет вражда от богов и от смертных, и с нею Гнев ненавистный, который и мудрых в неистовство вводит! (Ил., кн. XVIII, ст. 107, 108). Очевидно, что если бы прославление войны и мести было целью поэта, гнев Ахилла разрешился бы убийством Гектора, и на этом закончилось бы действие, как это было в одной из циклических» поэм (см. с. 67). Но для Гомера важно не торжество победы Ахилла, а моральное разрешение его гнева. Жизнь в представлении гомеровских героев настолько привлекательна, что Ахилл, встреченный Одиссеем в царстве мертвых, говорит, что он предпочел бы тяжелую жизнь поденщика царствованию над душами умерших в преисподней. В то же время, когда нужно действовать во имя славы родины или ради близких людей, герои Гомера презирают смерть. Сознавая свою неправоту в том, что он уклонился от боевых действий, Ахилл говорит: Праздный, сижу пред судами, земли бесполезное бремя. (Ил., кн. XVIII, ст. 104). Гуманизм Гомера, сострадание человеческому горю, восхищение внутренней красотой человека, его мужеством, верностью патриотическому долгу и взаимной привязанностью достигает ярчайшего выражения в сцене прощания Гектора с Андромахой («Илиада», кн. VI, ст. 390-496). Художественные особенности гомеровского эпоса. Образы гомеровских героев статичны, т. е. характеры их освещены несколько односторонне и остаются неизменными от начала до конца действия поэмы, хотя каждый персонаж имеет свое лицо, отличное от других: в Одиссее подчеркивается изворотливость ума, в Агамемноне - надменность и властолюбие, в Парисе - изнеженность, в Елене - красота, в Пенелопе - мудрость и постоянство жены, в Гекторе - мужество защитника своего города п настроение обреченности, так как он должен погибнуть, как его отец, и его сын, и сама Троя. Односторонность в изображении героев обусловлена тем, что большинство их предстает перед нами только в одной обстановке- в бою, где не могут проявиться все черты их характеров. Некоторое исключение составляет Ахилл, так как он показан и в отношениях с другом, и в битве с врагом, и в ссоре с Агамемноном, и в разговоре со старцем Приамом, и в других ситуациях. Что касается развития характера, то оно еще не доступно Гомеру и литературе доклассического периода; попытки такого изображения мы находим лишь в конце V в. до н. э., в трагедиях Еврипида. Так же неопытен поэт в изображении психологии своих героев, их внутреннего мира. Обо всех внутренних импульсах этих людей мы узнаем из их поведения, из их слов; кроме того, для изображения движений души поэт использует весьма своеобразный прием: вмешательство богов. Например, в первой книге «Илиады», когда Ахилл, будучи не в силах стерпеть оскорбление, вынимает меч, чтобы напасть на Агамемнона, кто- то сзади вдруг хватает его за волосы. Оглянувшись, он видит Афину, покровительницу греков, которая не допускает убийства. Другой пример. Афродита увела Париса с поля боя и приказала Елене, взошедшей на городскую стену, вернуться домой. Елена негодует на мужа, считая, что он бежал с поля боя и отказывается вернуться к трусу. Но богиня любви угрожает ей, и Елена покоряется. Обычно вмешательством богов дается мотивировка сознательного решения, пришедшего на смену мгновенному порыву. Отсутствие психологических характеристик героев объясняется отчасти задачами жанра: эпос, в основе которого лежит народное творчество, повествует обычно о событиях, о делах какого-то коллектива, а отдельной личностью интересуется мало. Психологический анализ же - явление, связанное с анализом характера индивида. Боги Гомера антропоморфны: они обладают всеми человеческими слабостями и даже пороками, не свойственными героям «Илиады», отличаясь от людей лишь бессмертием и могуществом (да и то относительным, так как герои в боях иногда ранят богов), - в основном гомеровский Олимп построен по образцу человеческого общества периода родового строя. Стилистические средства, используемые поэтом, свидетельствуют об органической связи гомеровского эпоса с его фольклорными истоками; по обилию эпитетов поэмы Гомера могут сравниться только с произведениями народного творчества, где большая часть существительных сопровождается определениями. Только Ахилл в «Илиаде» наделен 46 эпитетами. Среди эпитетов «Илиады» и «Одиссеи» имеется большое число «постоянных», т. е. предназначенных для какого-либо одного героя или предмета. Это тоже - фольклорная черта. В русских былинах, например, море - всегда синее, руки - белые, молодец - добрый, девица - красная. У Г омера море - многошумное, Зевс - тучегонитель, Посейдон - колебатель земли, Аполлон - сребролукий, девы - тонколодыжные, Ахилл - чаще всего быстроногий, Одиссей - хитроумный, Г ектор - шлемоблещущий и т. II. Подробность, детальность описаний, характерные для гомеровского эпоса, особенно ярко проявляются в таком часто упо требляемом поэтическом приеме, как сравнение: гомеровские сравнения так развернуты, что превращаются подчас в самостоятельные рассказы, как бы оторванные от основного повествования. При этом материалом для сравнений служат чаще всего природные явления: животный и растительный мир, ветер, дождь, снег и т. п. Он устремился как лев горожитель, алкающий долго Мяса и крови, который, душою отважной стремимый, Хочет на гибель овец, в их загон огражденный ворваться; И, хотя перед оградою пастырей сельских находит, С бодрыми псами и копьями стадо свое стерегущих, Он, не изведавши прежде, не мыслит бежать из ограды; Прянув во двор, похищает овцу, либо сам под ударом Падает первый, копьем прободенный из длани могучей. Так устремляла душа Сарпедона, подобного богу. (Ил., кн. XII, ст. 299-307). С фольклором роднят гомеровский эпос гиперболы: в XII книге «Илиады» Гектор, атакуя ворота, швыряет в них такой камень, который и два сильнейших мужа с трудом приподняли бы рычагами. Голос Ахилла, бегущего вызволить тело Патрокла, звучит как медная труба и т. п. О песенно-народном происхождении поэм свидетельствуют также так называемые эпические повторы: отдельные стихи повторяются полностью или с небольшими отклонениями, и таких стихов в «Илиаде» и «Одиссее» насчитывается 9253; таким образом, они составляют третью часть всего эпоса. Повторы широко применяются в устном народном творчестве потому, что они облегчают певцу импровизацию. В то же время повторы - моменты отдыха и ослабления внимания для слушателей. Повторы облегчают и восприятие слышимого. Например, стих из «Одиссеи»: Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос (пер. В. А. Жуковского) переключал внимание аудитории поэта на события следующего дня, так как означал, что наступило утро. Приведенные выше цитаты могут дать представление и о звучании гексаметра - поэтического размера эпоса, придающего несколько приподнятый, торжественный стиль повествованию. В России интерес к Гомеру начал проявляться одновременно с усвоением византийской культуры и особенно возрос в XVIII в., в эпоху русского классицизма. Первые переводы Гомера на русский язык появились во времена Екатерины II: это были либо прозаические переводы, либо стихотворные, но не гексаметрические. В 1811 г. были опубликованы первые шесть книг «Илиады» в переводе Е. Кострова александрийским стихом, который считался обязательной формой эпоса в поэтике французского классицизма, господствовавшего в то время в русской литературе. Полный перевод «Илиады» размером подлинника был сделан Н. И. Гнедичем (1829), «Одиссеи» - В. А. Жуковским (1849). Гнедичу удалось передать и героический характер повествования Гомера, и его юмор, но перевод Гнедича изобилует славянизмами, так что уже к концу XIX в. он стал казаться * слишком архаичным. Поэтому опыты перевода «Илиады» возобновились; в 1896 г. вышел новый перевод этой поэмы, сделанный Н. И. Минским на основе современного ему русского языка, а в 1949 г. - перевод В. В. Вересаева в еще более упрощенной редакции. Допущенные Жуковским неточности в переводе «Одиссеи» побудили П. А. Шуйского и В. В. Вересаева сделать новые переводы этой поэмы, первый появился в печати в 1948 г., второй- в 1953 г. Однако перевод «Одиссеи» Жуковским до сих пор считается лучшим в художественном отношении. Подробное изложение истории опытов перевода Гомера на русский язык и их анализ даны в книге А. Н. Егунова «Гомер в русских переводах XVIII-XIX вв.» (Л., 1964).