Князь императорской крови олег константинович романов. Князь императорской крови Олег Константинович Романов

От автора.
…Старая, полузаброшенная часовня - ротонда в селе Осташёво, что под Волоколамском, в бывшей фамильной усадьбе Великого князя Константина Николаевича, знаменитого - полу - тайно и не тайно! - российского поэта "К. Р." Облупившаяся, сырая штукатурка, потрескавшиеся стены. На высоком, сводчатом куполе еще сохранились фрагменты дивной росписи, но разобрать, что именно изображено на полуистершихся фресках, по фотографии, полученной из сети Интернет, я не могу.. Может быть, это крылатые ангелы эпохи раннего Возрождения, а, может быть, по устоявшейся православной традиции, - изображение Святого Георгия Победоносца, прокалывающего копьем змея - дракона. Такая икона часто могла своим присутствием освещать то место, где покоились останки похороненного с почестями воина… Местные жители, судя по прочтенным мною материалам, и вовсе не знают, кто похоронен в этой ротонде - фамильном склепе. И узнать, увы, не спешат…
Олег Константинович Романов. Русский князь – воин, погибший на поле брани Первой Мировой войны. Кавалер Ордена Святого Георгия IV степени. Гвардец. Офицер. Выпускник Александровского Лицея. Обладатель Пушкинской медали Российской Академии Наук за выпускное сочинение. И, наконец, просто – 23 трехлетний мальчик, у которого над верхней губой едва – едва пробивался светлый пушок. Сколько их было, таких вот молоденьких офицеров, умерших от ран в российских госпиталях и лазаретах? Сколько я читала о них! Сколько раз скользили мои глаза по строчкам дневников, полузабытых писем, неизвестных жизней, канувших в Лету судеб….. И вот – ещё одна….. Вроде бы – не совсем безвестная. Отблеск славы древнего рода и порфироносного имени лежит на ней.
Но, все – таки, что я знаю, об этом большеголовом, задумчивом мальчике с характерной горбинкой носа и темными, выразительными глазами? Почти ничего. Разрозненные строчки из дневников, крохи, просто - обрывки, клочки чьих - то воспоминаний, фразы писем и недоконченных сочинений, недомолвки, слухи, мнения..
Это всё. Или почти – всё. И как составить из этого связную летопись короткой жизни? Я не знаю. Но - стараюсь…

1.
….Он уже с детства удивлял, этот крохотный кадет Полоцкого корпуса, четвертый сын в большом семействе " Константиновской ветви " Романовых. Лучше всех читал молитву "Отче наш" перед утренним семейным завтраком: выразительно и с пониманием сердечным тайной глубины простых и одновременно затейливых старинных слов.
"И потому, что молитву читал не старший и не младший сын в семье, и по взглядам родителей, и по тому как Князю Олегу, тогда еще кадету VI класса, предоставлялось не только участвовать в застольном разговоре, но порой даже направлять его на беззаботно шутливые темы, было отчетливо видно, что юный Князь отмечен в семье и окружен привычным вниманием" – писал один из современников нашего героя в мемориальном сборнике Его памяти.
2.
С девяти лет князь Олег Романов вёл дневники и записи для себя, в которых обозначал свои проступки точками, а день без шалости - крестиком. Одна из первых записей в этом детском дневнике начиналась словами: " Я уже большой и потому имею мужество…" Судя по количеству точек в записной книжке – маленький князь был не только мужественен, но и придирчив к себе, даже - излишне строг. Крестиков в записях мало.
Но какими же были эти его "детские грехи", обозначенные на бумаге точки - шалости? Игра в оловянных солдатиков на вощенном паркетном полу светлой комнаты на верхнем этаже большого и гулкого Мраморного дворца, анфилады зал которого, наполненные антикварными вазами, статуями, картинами мастеров голландской и итальянской школы, выходили сводчатыми окнами прямо на Неву, реку, которая всегда норовисто бежит вспять? Или шалостью можно было считать и то, как он осыпал в осеннем парке Осташёво старшего брата Иоанна ворохом желто - красных листьев. Пахли они удивительно. Ушедшим летом, свежестью и какою - то горчинкой, похожей на вкус церковного причастия, что принимал он в фамильном соборе из рук священника почти каждое воскресение.
Одним из самых ярких впечатлений детства для него была поездка со всем большим "Константиновским" семейством во Владимир, где посетили все они и Успенский Собор, и богатую ризницу за алтарем, и гробницы русского владетельного князя Юрия Всеволодовича и всей его Семьи, погибшей во время разорительного набега татаро – монгол на город княжий, в далёком 1237 году.
3.
… Далеком, как некое "первосоние". Прислонившись лбом к прохладному камню гробницы, и творя про себя тихую молитву, семилетний князь Олег с тайным чувством горечи и одновременно – восторга всё пытался представить себе ту печальную картину: всадники в тяжелых шлемах или кожаных шапках с черными наглазьями, наматывая на кулак узду, хлещут ногайками по тяжелым чепракам, и лошади, все убыстряя и убыстряя бег, мчатся по разоренным улицам… Улицы задавлены тихим рыданием и дымом. Сизым, въедливым, наполняющим рот и легкие горечью, а глаза - слезами. Столбы пыли оседают за всадниками густою завесой, и не видно в ней, как бьются о деревянную мостовую тела убитых женщин, в богатом княжеском уборе - опашье, залитом кровью, изорванном в клочья, продымленном… Лошади все выше и выше поднимают копыта. Хоть и не в диковинку им волочить за собою без оглядки тела пленные и убиенные, а все же – тяжел княжеский наряд и алмазная и сапфировая пыль нехотя сбивается в каменные расщелины, оседая в них незаметным свидетельством, захлебнувшимся в немой горечи рыдания и печали..
Так ли все было на самом деле, маленький князь Олег сказать не смеет, но пылком полузабытьи молитвенного экстаза рисуется ему именно такая картина. Не знает он, что есть еще один немой свидетель его свидания с гробницей и памятью о убиенных предках – князей русских, сопровождавший их семью путешественник, историк В. Т. Георгиевский. Позднее нечаянный свидетель вспоминал о том дне: "Среди полумрака древнего собора одинокая коленопреклоненная фигура Князя надолго врезалась мне в память… Я не хотел мешать его молитве… Отступив в глубь храма, я видел затем, как Олег Константинович подошёл к гробнице великого князя Юрия Всеволодовича и ещё раз склонился перед его мощами и надолго припал своей головой к рукам святого страдальца за землю русскую, как бы прося его благословения."
4.
…Наверное, дано оно было свыше, это Благословение, так как многие из педагогов юного "царскородного" кадета вспоминают его горячую увлеченность историческими науками, архивными изысканиями, но особо – древнерусской историей, свитками, легендами, документами той эпохи. Все педагоги без исключения характеризовали его как "«крайне чуткого, восприимчивого, любознательного и чрезвычайно работоспособного ученика", отмечая его "глубокий интерес к гуманитарным наукам и рано созревшее желание поступить в высшее учебное заведение". (учитель истории П. Г. Васенко).
Но до всего этого было еще далеко. Надо было закончить корпус. Из года в год князь Олег сдавал переходные экзамены, почти всегда "на отлично".. А в его юношеском дневнике то и дело появлялись записи, подобные вот этой:
«Быть писателем - это моя самая большая мечта, и я уверен, убежден, что я никогда не потеряю желания писать». И не потерял. Начиная с милой детской повести - " Царство царя Крота" или же - "Запорожца Храбренко" - искренне и простодушно, ярко и непохоже ни на что ранее прочитанное! - записанного рассказа о казачестве его воспитателя Максимова, и до неоконченного большого замысла: романа – хроники " Влияния", от самых первых, детских, и до самых последних, предсмертных почти что, страниц дневника, юный автор царской крови, князь Олег Константинович Романов предстает перед нами в них, как человек в высшей степени мыслящий, думающий, чувствующий чрезвычайно тонко, обладающий своим собственным, необычайно изящным и простым и потому – великолепным! - стилем, ясностью и неким еще бесстрашием, храбростью мысли, если позволено будет так выразиться.
Бесстрашие то, несомненно, исходило от искренности, покоряющей, ошеломительной, присущей ему всегда и всюду. Такую малочисленную породу людей на земле обычно называют "духовидцы". Но как - то странно говорить в таком высокопарном стиле о скромном, стройном, темноглазом светлокудром (потом волосы потемнели) юноше, чрезвычайно спокойном и часто погруженном в себя, в свой внутренний мир.
5.
Он любил тихие семейные вечера у большого круглого стола, где играли в , собирали длинные английские головоломки, угадывали слова, смеялись дружно над шарадами и буриме или же - сосредоточенно мастерили новый театральный костюм для домашнего спектакля из остатков бархата или тафты, парчи или китайского шелка. Уж тут обычно всегда отличалась МамА. Изящный вкус ее и немецкая практичность неизменно и точно могли почти что на уровне наития подсказать ей, как же лучше – бисером или жемчугом украсить бархатный берет принца Гамлета, в котором должен был выступать на домашней сцене милый Папа… А уж гамлетовским плащом тогда занимались дети - Олег, с братьями Игорем и Гавриилом Почему - то при выдумке именно этой детали костюма шекспировского героя братьями - озорниками овладел дух шутливости, и они упорно мечтали украсить плащ несчастного философствующего рыцаря - принца астрологическими звездАми, И вот тут вдруг Олег принялся без оглядки возражать старшим братьям, горячась столь неумеренно, что МамА решила, что у него начался жар и отправила его наверх: принять лакричного корня…
Детское, сладкое лекарство от жара тела. Но отнюдь не от жара духовного, который сжигал юношу, превращая искры его светлой души вот в такие строки "Где нет страдания, там нет глубокой мысли. А страдает сильнее тот, кто больше наблюдает и яснее видят радости и печали других людей" …. И он наблюдал и видел.

В 1907 году, познакомившись в любимой усадьбе Осташево с деревенским священником, отцом Иваном, Олег Константинович так близко к сердцу принимает заботы и личные горести тихого служителя Божьего, что становится попечителем и другом его большой семьи. Впечатления от долгих искренних бесед с отцом Иваном легли в основу одноименной повести князя Олега. Она, разумеется, не могла появиться в печати. Князь Олег знал об этом. Не унывал. Писал для себя. Пьесы. Стихотворения. Путевые впечатления. Страницы дневника Просто, ясно, вдохновенно рассказывал юноша о том, что наполняло его жизнь до края.. Короткую жизнь, уместившуюся в двадцать три года…
6.
Александровский Императорский Лицей, куда Его Императорское Высочество князь Олег Константинович поступил весною 1910 года, как обычный ученик, подав специальное прошение на имя Государя, был осенен для него трепетно - священным хранительным именем, сопровождавшим с детства: "Александр Пушкин". Еще в июне далекого, юного, мальчишечьего, 1905 года князь Олег мечтательно писал в дневнике:
"Я так люблю книгу «Юношеские годы Пушкина», (Биографическое исследование П. В. Анненкова о судьбе Поэта. – Р - С. М.) что мне представляется, что и я также - Лицеист. Я не понимаю, как можно перестать читать эту книгу. В этой книге - моя душа ".
7.
….Его душа в Пушкине….. Те же одухотворенность, изящество, и не давящая ни на кого глубокая задумчивость, сосредоточенность, свобода в выражении чувств и мыслей, порывистость сердечная, пылкая, горячая, неравнодушие ко всему прекрасному, глубокое презрение к невежеству, сожаление о пороках и заблуждениях человеческих
Сколько раз воскресала великая пушкинская душа в таких вот юношах - поэтах, светлых и глубоких?! Никто не знает. Да и дано такое откровение знания одному лишь Промыслу Небесному …

О, дай мне, Боже, вдохновенья,
Поэта пламенную кровь.
О, дай мне кротость и смиренье,
Восторги, песни и любовь
О, дай мне смелый взгляд орлиный,
Свободных песен соловья…
О, дай полет мне лебединый,
Пророка вещие слова.
О, дай мне прежних мук забвенье.
И тихий, грустный зимний сон.
О, дай мне силу всепрощенья
И лиры струн печальный звон.
О, дай волнующую радость,
Любовь всем сердцем, всей душой
Пошли мне ветреную младость.
Пошли мне в старости покой.

Глаза мои скользят по этим строчкам, и нечто совсем неуловимое, пушкинское, знакомое, близкое, захватывающее дух, веет в лицо. То ли это – особая мелодика строфы, то ли ее нарочитая небрежность и одновременно – ясность и простота. Та самая, глубинная. Он впитал ее естественно и легко, как прозрачный воздух Осташево или темноту аллей Царскоселья, широту волжских просторов или же - палящий зной Палестины, земли, где он побывал, путешествуя, по специальной просьбе родных: Великой княгини Елизаветы Феодоровны и Государя Императора. На палестинской земле родились у князя - поэта такие вот, несколько странные, пылкие строки:

Остатки грозной Византии,
Постройки древних христиан,
Где пали гордые витии,
Где мудрый жил Юстиниан -
Вы здесь, свидетели былого,
Стоите в грозной тишине
И точно хмуритесь сурово
На дряхлой греческой стене…
Воспряньте, греки и славяне!
Святыню вырвем у врагов,
И пусть царьградские христиане,
Разбив языческих богов,
Поднимут Крест Святой Софии,
И слава древней Византии
Да устрашит еретиков.
Для него будто и не существовала пучина времени, и старина вмиг оживала перед его взором и становилась странной мечтой, пылкой, не всем до конца понятной: водрузить, образно говоря " русский щит" на вратах Константинополя. Щит гордости и смелости, щит Духа. Мечта державная, еще со времен Екатерины Великой. А, может быть, и самого Петра I. Но здесь, в стихотворении юного поэта романовской крови, она, мечта эта, приобретает больше духовный оттенок. Тревога за судьбу славянских и иных православных народов, попавших под владычество Турции, Ирана, Сирии. Владычество скрытое, владычество над душами и умами, и оттого, несомненно, - более гнетущее. Показательно здесь глубокомыслие, философский подтекст, может быть, даже, некое скрытое прозрение грядущих событий? Кто может об этом знать? Чуткая, нервная, впечатлительная душа Олега Константиновича не раз одаривала его такими трагическими озарениями. Александр Рожинцев, хорошо изучивший дневник молодого поэта пишет, в частности: "Поезд, в котором возвращается из-за границы Олег Константинович, мчится с огромной скоростью, но путешественнику хочется, чтобы эта скорость еще усилилась, чтобы приблизилось Вержболово, а за ним и родина, необъятная во всех отношениях. Проезжает он через Германию, - через страну, тогда похожую на мирного работника, который еще не заболел психически.
Смотрит Олег Константинович через зеркальное стекло, и вся видимая кругом жизнь представляется ему не живою жизнью, а механической. Все вокруг буржуазно-удобно, каждая тропинка закована в определенное число кирпичей, каждое дерево смазано, чтобы не лазали муравьи, на каждой крыше ровно столько же черепиц, сколько и на следующей. И кажется немцу-хозяину, что достиг он великого благополучия, а поэту, глядящему из окна вагона, что здесь работает колоссальная машина, цель которой высушивать, как зерно, человеческую душу. Но высушенное зерно никогда не взойдет и не даст колоса. И ясно, что такие «культурные» люди не постесняются изобрести машину, которая бы подсушивала и угашала дух их соседей по территории.
И радуется Князь Олег, как ребенок, когда вагон, замедлив ход, останавливается, наконец, возле перрона русской станции" .
Иначе говоря, чуткий автор еще тогда заметил то, что увидели мы только теперь, с высоты двадцатого и пережитой им трагедии Второй Мировой, и все нарастающей угрозы разноцветного фашизма: от обыкновенного до красно – коричневого и даже – черного! Но это все так - лирические отступления. Вернемся же к нашему герою, к порядку становления его удивительной, кристальной Души.
9.
Каким же лицеистом все - таки он был? Сохранились воспоминания директора Лицея В. К. Шильдера об Олеге Константиновиче, в записи Дмитрия Шеварова: «Однажды юный Князь Олег Константинович спросил генерала Шильдера: «А Вы куда Вашего сына готовите? В Корпус?» «Я его готовлю в хорошие люди», – сдержанно, с достоинством ответил директор Лицея. С тех пор Князь, когда братья спрашивали его о будущем поприще, неизменно спокойно, с улыбкой отвечал: «Прежде всего, я хочу быть хорошим человеком». Это простое кредо было внутренне созвучно словам завещания его прадеда, императора Николая Павловича:: "Мы, Князья, обязаны высоко нести свой стяг, чтобы оправдать в глазах народа свое высокое происхождение".
17-летнего Князя Олега зачислили в Лицей 18 (31) мая 1910 года. Никаких поблажек на экзаменах ему никогда и никем не делалось. Впрочем, Князь был так талантлив, что в этом совсем не было нужды. Профессор истории и права Б. В. Никольский так вспоминал о своём высокородном воспитаннике:
«Он готовился к любому экзамену с таким настроением, точно говел, а на экзамен шёл как на исповедь. Но чем труднее была работа, тем более радовал его успех, и после каждого удачного экзамена, счастливый побеждённою трудностью, он загорался решением преодолеть ещё большую.» Научные проекты Олега до сих пор поражают специалистов своей масштабностью. Его идея полного факсимильного издания рукописей Пушкина отчасти реализована лишь недавно, нами, уже - потомками, к двухсотлетнему юбилею Поэта. Когда первый том факсимильного издания лицейских рукописей, стихотворений и писем Пушкина вышла из печати в 1912 году, мыслящее и читающее общество российское поражено было кропотливой вдохновенностью всей выполненной работы и тою бережностью, с которой был донесен до читателей пыл мыслей и духа Пушкина, тогда еще совсем юного русского Гения. Именно в ту пору, после выпуска в свет драгоценных факсимиле Пушкина, раскупленных тотчас публикой, в самом Князе Олеге укрепляется желание окончательно стать писателем и трудиться на этом славном и горестном одновременно поприще
В 1913 году Олег Константинович пишет целый ряд великолепно сделанных очерков, под общим заглавием: «Сценки из собственной жизни».
В 1914 году, то есть, уже в самый год своей смерти, год знаковый, роковой, он собирается написать биографию своего Августейшего деда Великого Князя Константина Николаевича, который, как человек и государственный деятель, всегда быль его идеалом.. Был тем, кто осуществил завет: «высоко держать свой стяг» и много передумал над судьбами горячо любимой России.
Идея создать такую биографию-повесть, вероятно, зародилась у Князя Олега во время пребывания в Крыму, в « Ореанде », этом лучшем уголке южного берега.
Глядя с высоты знаменитой беседки на бирюзовое, до боли глаз искрящееся, море, нельзя не думать о дорогих отошедших, нельзя не думать о судьбах родины, которая еще необъятнее чем зеленоватое море, и в своих настроениях меняется так же, как и море...
Думали здесь Августейшие и дед, и сын, и внук, только - каждый по-своему...
10.
Часть зимы 1914 года Олег Константинович провел, разбирая дневники и рукописи Великого Князя Константина Николаевича. Материал был богатейший, и будущий автор горел желанием приступить к работе… Его горячая душа откликалась на все проявления прекрасного в жизни. Поет ли в опере Шаляпин, идет ли снег, влюблена ли тайно от семейства в очередного пылкого поклонника старшая сестра - красавица Татьяна Константиновна, расцвели ли кусты роз на аллеях в Павловском, готовят ли новую декорацию для домашнего спектакля в Концертной зале Мраморного дворца, и какая партия достанется его скрипке при выступлении домашнего оркестра – все находило отклик в нем, в его пылком неравнодушном воображении, всему сопереживал он чутким и солнечным своим сердцем. Сохранились характерные, энергичные, светлые, искрящиеся строки его письма к отцу:
"День моего рождения был одним из самых радостных дней всей моей жизни: твои и мамА подарки, чудный молебен, завтрак со всеми старыми и наличными служащими Мраморного и Павловска, икона, которой меня благословил митрополит Флавиан (Киевский), икона от служащих, икона от прислуги, картина Шишкина, которую мне подарили братья, удавшийся вечером реферат, представление " Севильского цирюльника", наконец, телеграмма от Государя - все это меня так радовало и трогало, что и сказать трудно"
Личная жизнь светлого Князя и жизнь так любимой им России в тот момент незримо понеслись быстрее, чем тот поезд «Nord Express », в котором он когда-то возвращался из-за границы, и понеслись по неведомой еще дороге. Целый ряд неожиданных событий вдруг опрокинул намерения тех, кто был рожден "Для звуков сладких и молитв... " И обратились эти люди в борцов.
Ясный образ Князя стал в ту пору еще светлее, как - то резче обрисовался. Пророческие, фатальные слова Некрасова о том, что в жизни каждого писателя: "что-то есть роковое", исполнились и здесь, и над ним, как и над Пушкиным, как и над Лермонтовым и над многими и многими... И нет, и не может быть нам в том утешения... Разве одно, как луч солнца, через крохотную щелочку проходящее, что такому человеку, каким родился Князь Олег Константинович, во всяком случае, совсем нелегко жилось бы на земле. В любое время, в любую годину, эпоху, век.
Слишком темно всегда кругом, а он был - Светлый. Солнечный.
11.
Незаметной поступью на тропу его жизни вступило лето 1914 года. … Точнее, пышный, кесарский, ослепительный август…
В первый же месяц Великой войны (1914-1918), как и все взрослые сыновья Великого Князя Константина Константиновича, ушел на фронт и Князь Олег. Не без восхищения писал он в своем дневнике: "Мы все пять братьев (Иоанн, Константин, Олег, Игорь, Гавриил) идем на войну со своими полками. Мне это страшно нравится, т.к. это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения...".
Вот еще строчки из последнего письма Князя Олега Августейшим родителям: "Вы себе не можете представить, какая радость бывает у нас, когда привозят сюда посылки… Все моментально делится, потому что каждому стыдно забрать больше, чем другому… Часто, сидя верхом, я вспоминаю вас и думаю, что вот теперь вы ужинаете, или что ты читаешь газету, или мамА вышивает…"
12.
В первом же месяце фронтовой жизни Князь Императорской Крови Олег Константинович тяжело был ранен, о чем узнала вся Россия.
Телеграмма штаба Верховного Главнокомандующего сообщала о его геройском подвиге: «При следовании застав нашей передовой кавалерии были атакованы и уничтожены германские разъезды. Частью немцы были изрублены, частью взяты в плен. Первым доскакал до неприятеля и врубился в него корнет Его Высочество Князь Олег Константинович». Телеграмма заканчивалась скорбной вестью о том, что 22-летний Князь ранен. Рана оказалась смертельной.
Уникальные подробности последних дней жизни Князя Олега оставил в своих воспоминаниях « Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 гг.» , изданных в Нью-Йорке в 1960-1962 годах. А. И. Спиридович:
«…Вечером 27 сентября стало известно, что Князь Олег Константинович, служивший в Лейб-Гвардии Гусарском Его Величества полку, ранен. Князю шел 22 год. В мае 1913 года он окончил с серебряной медалью лицей и был зачислен корнетом в Гусарский полк. Как и вся молодежь, Князь горел желанием схватиться с врагом, отличиться.
27 сентября, после полудня, вторая гвардейская кавалерийская дивизия наступала по направлению к Владиславову. В авангарде шли два эскадрона Гусарского полка. Проходя близ деревни Шильвишки, передовые части столкнулись с немецкими разъездами. Началась перестрелка. Князь Олег стал просить эскадронного командира графа Игнатьева разрешить ему со взводом захватить неприятельский разъезд. Тот сперва не соглашался, но, наконец, отдал приказание. Князь Олег полетел со взводом преследовать немцев. Кровная кобыла Диана занесла Князя далеко вперед.
13.
…И, вот, когда победа была уже достигнута, когда часть немцев была уже перебита, а часть - сдалась, один из раненых немецких кавалеристов, лежа, прицелился в Князя."
"….Выстрел и князь Олег валится с лошади. Первыми подскакали к князю вольноопределяющийся граф Бобринский и унтер – офицеры Василевский и Потапов Первые принялись перевязывать рану. На вопрос, не больно ли ему, князь Олег ответил отрицательно. Увидев прискакавших братьев, раненый обратился к князю Гавриилу Константиновичу со словами: "Перекрести меня!" - вспоминал с горечью об этих минутах, вторя А. И. Спиридовичу, генерал Н. Н. Ермолинский.
Раненого на арбе перевезли в село Пильвишки, где он причастился. Затем повезли в Вильно, куда приехали на другой день в 10 час утра. Перевезли в госпиталь, где исследование раны показало начавшееся гнилостное заражение крови. Пуля, войдя в правую ягодицу, пробила прямую кишку и застряла в левой. Все-таки прибегли к операции. Оперировал профессор Цеге фон Мантейфель, помогали профессора Мартынов и Оппель, присутствовал, доставивший раненого, дивизионный врач Дитман.
Князь перенес операцию хорошо и, когда, днем, была получена телеграмма от Государя о пожаловании Князю ордена Святого Георгия, он был счастлив и с гордостью показывал телеграмму профессору Оппелю. Сам профессор вспоминал позднее:"Олег Константинович все бодрился, улыбался, временами говорил, временами закрывал глаза и погружался в полусон, но тем не менее, его постоянно беспокоили ноги. Врачи сделали операцию, но уже началось заражение крови."
Генералу Адамовичу, навестившему его, Князь радостно говорил: «Я так счастлив, так счастлив. Это нужно было. Это поднимет дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома ». Вечером, когда брат, Князь Игорь, прочел полученную от Верховного Главнокомандующего телеграмму, раненый сиял. Ночью положение стало ухудшаться. С утра 29-го стал впадать в забытье. Около 3-х часов навестил раненого Великий Князь Андрей Владимирович. Затем быстро всё пошло на ухудшение. Начался бред. Силы падали. Стали давать шампанское. Вливали в руку соляной раствор. Когда, вечером, приехали родители, Князь узнал их и сказал: «наконец, наконец».
Великий Князь-отец привез крест Святого Георгия, деда раненого. Прикололи к рубашке. Раненый очень обрадовался, целовал Крест. Стал рассказывать, как была атака, но впал в забытье. Начался бред. Пригласили священника. Торжественная тишина. Чуть слышно шепчет священник отходную. На коленях, у изголовья, отец бережно закрывает глаза умирающему. Мать безнадежно старается согреть ему руки. В ногах, еле сдерживая рыдания, брат Игорь и старый воспитатель-друг. В 8 час. 20 мин. Князя не стало. Императорский Дом, в лице юного героя, принес на войну первую жертву родине.
14.
3 (16)-го октября Князя Олега торжественно и тихо похоронили в родном имении Осташево. Вот как вспоминала в книге «Мой отец» о том трагическом событии Августейшая сестра Князя Олега, Княжна Императорской Крови Вера Константиновна:
« Когда мы приехали в Павловск, старшие братья уже отправлялись на фронт.
Вскоре пришло страшное известие о ранении брата Олега. Родители тотчас же поспешили в Вильну и застали брата еще живым. Он умер через 20 минут на их руках. Смерть брата Олега была тягчайшим ударом для отца, ибо он из всех нас духовно был к нему ближе других, разделяя полностью его литературные и умственные интересы. Эта смерть и все пережитое в первые дни войны, - несомненно, очень отрицательно отразились на Его здоровье, вероятно, ускорили Его кончину. Здоровье «Папа», как мы говорили дома, в последние годы перед войной и так все ухудшалось. У него обнаружили грудную жабу. Приступы становились все чаще и сильнее. Один из этих припадков был настолько силен, что, казалось, наступил конец. Однако, и на этот раз, наступило облегчение, и даже такое, что было решено ехать в наше любимое имение «Осташево», московской губернии, где был похоронен брат Олег" Константин Константинович, несомненно, хотел быть рядом с милым прахом, с дорогими ему воспоминаниями. Но кто и как мог утешить безмерно страдающего отца? Земным пределам такие утешения неведомы. Да и Небесные, думаю, были в затруднении. Однако, читатель вернемся к строкам документов., добавим еще несколько штрихов к биографии героя нашего очерка. Теперь уже - посмертной. Эти штрихи мне удалось разыскать на страницах книг, изданных не так уж давно.

15.
…Мария Феодоровна, Вдовствующая Государыня, очень тепло относившаяся к молодому князю – Поэту с горечью писала в те дни о беде, внезапно постигшей их всех:

"29 сентября /12 октября Понедельник. "Вчера вечером умер бедный маленький Олег… Он все же успел повидать своих несчастных родителей и исповедаться у священника. Какое ужасное горе!. Сразу после завтрака мы отправились в Стрельну, на панихиду и поминки у Ольги Константиновны, (*Греческая королева, тетушка князя Олега по отцовской линии.) Мити и Татьяны, которые глубоко скорбят. Был также и Ники со всей семьей… 3/16 0ктября. Пятница. В 11 мы поехали в крепость Петропавловскую к Заупокойной *(так в тексте!) Обедне по бедному маленькому Олегу, который должен быть похоронен в Осташево. Служба длилась около двух часов, после чего была еще Панихида, так что на завтрак в Аничков мы прибыли лишь в час с четвертью… "
И еще одна сдержанная, краткая запись, несколько дней спустя: "С утра сегодня принимала Куломзина, Зиновьева…, а также - профессора Оппеля, который очень занимательно рассказывал о военных событиях и поведал трагическую историю о смертельном ранении несчастного маленького Олега. Невыразимая печаль…"
14/ 27 октября Вторник … "К чаю появились у меня Габриэль, (Великий князь Гавриил Константинович) сам Костя и Игорь. Они приехали с похорон несчастного Олега. Все делились горькими впечатлениями, выглядели опечаленными Все они очень симпатичные люди" . Надо знать характерную, "северную" сдержанность Императрицы - матери. Каждое слово в ее дневниках всегда значительно, наполнено глубоким содержанием порывов души и сердца, умевшего откликаться на любую беду, на любую характерную деталь бытия. Простыми эпитетами и сравнениями стареющая Императрица - вдова пытается передать глубину охватившего ее внезапно смятения и печали. И даже на элегантно – холодном стародатском языке эти краткие записи поражают отчаянием мудрой женщины, которая на собственном опыте знала, как горько родителям хоронить собственное дитя, а близким – переживать тех, кто младше их, тех, кто юн и цветущ! "Бедный, маленький, несчастный" – теплые, сокрушенные, нежные эпитеты. Несколько раз неустанно повторит их Мария Феодоровна, словно пытаясь затушевать свою печаль и растерянность, скорбь и смятение, перед налетевшим внезапно на всю державную Семью горем, подобным холодному осеннему вихрю…..
16.
Русская печать широко и чрезвычайно тепло откликнулась на гибель 29 сентября (12 октября) 1914 года Князя Императорской Крови Олега Константиновича. Откликнулась сердечным сочувствием и состраданием. Вот только небольшая выдержка из некролога:
«Свято памятуя слова Высочайшего Манифеста «с жезлом в руках, с крестом в сердце», доблестно разделил почивший герой великую судьбу своих боевых сподвижников, отдавших жизнь за Царя и Родину. Перед лицом Вседержителя, в искупительном жертвенном сосуде слилась кровь потомка Царской Семьи и неведомого пахаря, и воедино слились молитвы за них всей России перед Престолом Всевышнего. Русское воинство в безмолвном и искреннем восхищении склонилось перед памятью героя, русские матери благоговейно склонились перед Августейшими родителями почившего, пославшими на бранное поле всех своих пятерых сыновей, отдавшими на защиту Родины все самое дорогое в жизни».
Тотчас по сообщении о трагической гибели от ран Князя Олега вся Россия молилась об упокоении его души. 1 (14) октября 1914 года Архиепископ Виленский и Литовский Тихон (Белавин), будущий Святой Патриарх Тихон, служил в Свято-Михайловском храме панихиду по Князю Императорской Крови Олегу Константиновичу. На панихиду приехали из Санкт-Петербурга Августейший отец воина, Великий Князь Константин Константинович, его державная супруга Елизавета Маврикиевна и трое старших Августейших братьев героя: Иоанн, Гавриил и Константин. На следующий же день отслужили заупокойную литургию, после которой от паперти церкви траурный кортеж последовал к железнодорожному вокзалу для последующего погребения... По проекту русского зодчего Марианна Мариановича Перетятковича в усадьбе Осташево, Московской губернии, в 1916 году, на месте первоначального погребения Князя Императорской Крови Олега Константиновича, на берегу реки Рузы, был построен был храм -усыпальница. Та самая, безвестная и разоренная сейчас ротонда, с облупившейся штукатуркой, сыростью, погибающими фресками….
После гибели Князя Олега Августейшая мать героя, Великая княгиня Елизавета Маврикиевна принесла в дар Императорскому Александровскому лицею одну тысячу рублей, с тем, чтобы доход с этого капитала ежегодно шел на изготовление серебряной медали имени Князя Олега Константиновича, которой награждался бы лицеист за лучшее сочинение по отечественной словесности. На медали был начертан лицейский девиз: «Для общей пользы» и слова Князя Олега, написанные им незадолго до гибели: «Жизнь не удовольствие, не развлечение, а крест».
Правило это неукоснительно соблюдалось до самого февральского вихря 1917 года.
17.
Бесспорно, что именно Князь Олег Константинович Романов – как пишет исследователь его биографии Александр Рожинцев, - " положил начало жертвам Императорской Фамилии Романовых именно на переломе эпох в начале XX века". Августейший Его отец, так и не пережив утраты горячо любимого сына, последовал за ним в лучший мир 2 (15) июня 1915 года, за три дня до исполнения девяти месяцев, со дня кончины Князя Олега. А спустя три года в городке Алапаевске от рук большевиков погибли три его Августейших брата Иоанн, Игорь и Константин. Я знаю об этом. Отлично. И это горькое знание давно и трепетно сложила на дне своего сердца и души, добавляя к нему каждодневно все новые и новые крупицы. Но не эта неизбывная горечь Не забвения волнует меня более всего Не она. А, пожалуй, тот образ полуразрушенной, развалившейся ротонды – усыпальницы, о котором я говорила вначале, с безвестным для окрестных жителей прахом внутри. Она, ротонда эта, неустанно, то и дело всплывает в моем воображении, и вопреки всему: укорам, обвинениям, упрекам в авторском пристрастии к венценосным особам, в непрофессионализме, неумении собирать материал для очерков и статей, я снова и снова продолжаю писать о Них, безвестных и почти уже не нужных новейшей истории представителях рода бояр и державных правителей Романовых, великих князьях канувшей в Лету могучей некогда страны – Атлантиды: Российской империи. Знай мы больше и точнее о титанах и о истории той Атлантиды, может быть, нам всем удалось бы уберечь от гибели иную? Ту, в которой росло и мужало уже мое поколение?...

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ:
См: А. Рожинцев "Светлый князь". Статья размещена на сайте ". www. Otechestvo.org..ua - Веб – архив и личное собрание автора статьи. – С. М. – Р.

Отрывки из Дневника Его Императорского Высочества Князя Олега Константиновича Романова везде, кроме специально оговоренных случаев, также цитируются по материалу: А. Рожинцев. "Светлый князь". www. Otechestvo.org.ua - Веб – архив и личное собрание автора статьи. – С. М. – Р.
Там же. Авторское собрание. – Р. - С. М.
Там же. Авторское собрание и коллекция веб – архива..
Там же. Авторское собрание и указанный веб - архив.
Там же. Веб – архив и личное собрание автора Р. - С. М.
Цитируется по изданию: Е. Пчелов. "Романовы. История династии. 300 лет правления." Издательство "Олма - Прссс". М. 2002 г. Стр. 420. Авторское собрание. Р. – С. М.
Е. Пчелов. Указ. соч. Стр. 420 - 421.
Е. Пчелов. Указ. издание. Стр. 421.

Смерть: 30 (12) октября (1914-10-12 ) (21 год)
Вильнюс Похоронен: в имении Осташево Московской губернии Отец: великий князь Константин Константинович Мать: великая княгиня Елизавета Маврикиевна Образование: Полоцкий кадетский корпус ( -);
Александровский лицей ( -) Военная служба Годы службы: - Принадлежность: лейб-гвардии Гусарского полка Звание: корнет Научная деятельность Научная сфера: литература Награды:

Оле́г Константи́нович (15 ноября (28 ноября) , Санкт-Петербург - 29 сентября (12 октября) , Вильно) - князь императорской крови.

Семья и детство

для князя издание рукописей Пушкина является молитвенной данью культу Пушкина… На редкость тщательно выполненное издание потребовало от издателя самого напряженного и пристального внимания: с величайшей заботливостью он следил за неуклонной верностью воспроизведений подлинникам. Казалось бы, цинкографическое воспроизведение рукописей не требует особенного присмотра в силу своего автоматизма, но Князь Олег Константинович правил корректуры оттисков с клише и внёс немало поправок: оказалось, фотография не везде принимала точки и чёрточки пожелтевших от времени рукописей, - и Князь с изощрённым вниманием отмечал эти отступления.

Князь Олег занимался литературным творчеством, писал стихи и прозаические произведения, увлекался музыкой и живописью. Рассказ «Ковылин» и некоторые стихотворения были опубликованы в посмертном издании «Князь Олег», но большинство произведений остались в рукописях - в том числе поэма «Царство царя Крота», повесть «Отец Иван», роман «Влияния», очерки «Сценки из собственной жизни», пьесы. Планировал написать биографию своего деда, великого князя Константина Николаевича , который был для него образцом государственного деятеля.

Военная служба

смерть брата Олега была тягчайшим ударом для отца, ибо он из всех нас духовно был к нему ближе других, разделяя полностью его литературные и умственные интересы. Эта смерть и всё пережитое в первые дни войны, - несомненно, очень отрицательно отразились на Его здоровье, вероятно, ускорили Его кончину.

Мать князя Олега после его кончины пожертвовала Александровскому лицею одну тысячу рублей, с тем, чтобы доход с этого капитала ежегодно шёл на изготовление серебряной медали имени князя Олега Константиновича, которой награждался бы лицеист за лучшее сочинение по отечественной словесности. На медали был начертан лицейский девиз: «Для общей пользы» и слова князя Олега, написанные им незадолго до гибели: «Жизнь не удовольствие, не развлечение, а крест». Весной 1915 Виленскому реальному училищу, в здании которого, переоборудованном под госпиталь, скончался князь Олег, было присвоено его имя. 25 декабря 1914 г. Высочайше повелено: «1-й роте Полоцкого кадетского корпуса присвоить наименование: „роты Его Высочества Князя Олега Константиновича“, дабы сохранить на вечные времена среди кадет названного корпуса память об Августейшем Полчанине, положившем жизнь Свою на поле брани за Царя и Отечество».

Личная жизнь

Князь Олег Константинович не был женат и не оставил потомства. Незадолго до начала Первой мировой войны князь Олег был помолвлен с княжной императорской крови Надеждой Петровной , дочерью великого князя Петра Николаевича . Но его ранняя гибель разрушила эти планы. В 1917 году Надежда Петровна вышла замуж за князя Николая Владимировича Орлова.

Память

В 2010 г. в Полоцке было создано Полоцкое кадетское училище , в котором сберегается память о Князе Олеге Константиновиче. Так, 23 декабря 2010 г. во время торжественной церемонии посвящения в кадеты писатель В. В. Бондаренко передал училищу в дар портрет Князя Олега.

Боже, как мне хочется работать на благо России!

Князь Олег Константинович

15 ноября 1892 го да в Санкт-Петербурге у внука Николая I великого князя Константина Константиновича (поэта К.Р.) родился сын Олег. О князе императорской крови Олеге Константиновиче сейчас мало кто помнит, между тем его судьба очень значима для нас. Он беззаветно любил родину, служил ей - и страдал, видя, как рушится Российская империя.

Олег был пятым из девяти детей великого князя Константина Константиновича. Старший, Иоанн, родился в 1886 году, младшая, Вера, - в 1906-м. Отец воспитывал детей в любви к Богу и отечеству, и Константиновичи были искренне верующими людьми, прекрасно образованными, любящими родную культуру. Сыновья Иоанн, Константин и Игорь приняли кончину вместе со святой преподобномученицей Елизаветой. Дочь Татьяна уехала в эмиграцию, приняла постриг с именем Тамара и до 1975 года была игуменьей Горненского Елеонского монастыря в Иерусалиме.

Семья К.Р. проводила лето в Павловске (это имение, как и Мраморный дворец в Петербурге, принадлежало им до 1917 года). Одна из красивейших царских резиденций, Павловск был построен для семейства императора Павла I, полон произведениями искусства, окружен великолепным парком. К.Р., поэт, актер и музыкант - любитель, учил детей видеть красоту картин, гобеленов и скульптур, знакомил с богатейшей библиотекой, рассказывал о царственных родственниках - прежних владельцах дворца. Олег с детства был включен в сферу русской истории, воспринимал ее как нечто близкое, родное. Няня мальчика годы спустя вспоминала: «Резко выступала его любознательность, его все интересовало, все оставляло в нем след». Учить его начали в шесть лет. В доме К.Р. для старших детей устраивались «четверги» - еженедельные литературные вечера. На них звучали произведения Тургенева, Аксакова, Пушкина, Гоголя, Чехова, Короленко и других русских писателей. Олег тоже был допущен и внимательно, не дыша слушал.

Яркое впечатление оставило у Олега лето 1901 года, которое семья провела неподалеку от Оптиной пустыни. (В молодости К.Р. мечтал принять постриг, побывал в Оптиной у старца Амвросия и переписывался с ним и другими подвижниками, но император Александр III запретил великому князю оставлять службу.) Жизнь в деревне была непривычной: маленькие князья ходили в ситцевых рубашках, босиком, бегали в поле с крестьянскими детьми, загорели.

Семья несколько раз ездила в Шамордино. Олегу нравились монастырские службы. «Сильное впечатление на августейших детей произвела игуменья Евфросиния», - вспоминал современник. Матушка Евфросиния (Розова, 1830–1904), вторая Шамординская настоятельница, управляла обителью по благословению старца Амвросия и после того, как потеряла зрение. Приезжая в монастырь, К.Р. с семьей всякий раз навещал игуменью: беседовали, пили чай. Матушку тоже приглашали в гости - и она приезжала. Олег с братьями помогал ей выйти из экипажа и провожал в дом. Происходившая из местных дворян, матушка хорошо знала нужды родного края и посоветовала супруге великого князя устроить ясли для крестьянских детей.

В 1903 году Олег поступил в Полоцкий кадетский корпус. В 1910 году князь был на торжествах в честь преподобной Евфросинии Полоцкой, вместе с другими кадетами бегал смотреть на великую княгиню Елизавету Феодоровну - тетю Эллу и провожал ее криками «ура!».

С великой княгиней и ее супругом московским генерал-губернатором Сергеем Александровичем Олег общался с детства. «В Петербурге был бунт, в Москве на окраине города были беспорядки, - записывал он в дневник. - 4-го убили дядю Сергея. Бедный! Мама пишет ужасные подробности, и что мы в нем потеряли истинного друга… Бедный дядя! Когда же наконец люди не будут убивать друг друга, а жить дружно, мирно? Только когда любить станут Отчизну и друг друга. О если бы это было!»

Очень близко к сердцу принимал юный князь события Русско-японской войны. «Военные неудачи русских войск с самого начала наполняли сердце Олега Константиновича такой искренней тревогой, что он временами терял свое спокойствие: не спал по ночам и бывал апатичен на занятиях. Лишь уменье владеть собой скрывало его душевное беспокойство от постороннего глаза, но тот, кто близко стоял к этому двенадцатилетнему горячему патриоту, видел, как тяжко он переживал неудачи своей дорогой Родины. «Бедный Государь, бедная Россия», - покачивая головой, говорил его высочество, когда дальневосточные телеграммы приносили нам известия одно печальнее другого» (из воспоминаний воспитателя).

Летом 1906 года Елизавета Феодоровна пригласила К.Р. с семьей погостить в Ильинском, любимом имении покойного мужа. Константин Константинович бывал здесь и раньше, в Ильинском он написал свое знаменитое стихотворение, посвященное великой княгине: «Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно…» С Сергеем Александровичем они были дружны с детства, и Елизавета Феодоровна ласково, по-родственному встречала двоюродных племянников, отвечавших ей взаимной любовью. Олег навещал госпиталь, где тетя Элла с сестрами милосердия ухаживала за ранеными, читал солдатам вслух, приносил лекарства, подавал градусники, поборов отвращение, помогал врачу на перевязках.

Летом 1908 года семья совершила поездку по России - по Волге от Твери до Нижнего Новгорода, затем Владимир, Суздаль и Москва. Олег был пленен русской стариной, особенно запомнились ему Ростов Великий и Ипатьевский монастырь в Костроме, связанный с историей дома Романовых. Во Владимире он засыпал учителя вопросами, долго молился в Успенском соборе. Год спустя побывал в Новгороде Великом, посетил старинные Юрьевский и Варлаамо-Хутынский монастыри, имения Грузино и Званка (первое некогда принадлежало Аракчееву, второе - Державину, вдова которого завещала основать в Званке обитель). В 1909 году был с отцом на юбилейных торжествах в Полтаве, затем в Диканьке - ради памяти Гоголя, любимого в семье, в Троице-Сергиевой Лавре и Новом Иерусалиме. В монастырях Олег всегда много молился.

Дети великого князя Константина Константиновича

Дневники сохранили свидетельства его внутренней жизни. «Я слишком о себе высокого мнения. Гордым быть нехорошо. Я напишу тут, что я про себя думаю. Я умный, по душе хороший мальчик, но слишком о себе высокого мнения. У меня талант писать сочинения, талант к музыке, талант к рисованию. Иногда я сам себя обманываю, и даже часто. Я иногда закрываю себе руками правду. Я нервный, вспыльчивый, самолюбивый, часто бываю дерзок от вспыльчивости. Я эгоист. Я сердит иногда из-за совсем маленького пустяка. Хочется быть хорошим. У меня есть совесть. Она меня спасает. Я должен ее любить, слушаться, а между тем я часто ее заглушаю. Можно заглушить совесть навеки. Это очень легко. Но без совести человек пропал. Надо прислушиваться к ней», - писал он в двенадцать лет.

Разносторонне одаренный (он очень хорошо рисовал и играл на фортепьяно; однажды сказал учителю: «Музыка - лучший врач. Когда я чувствую себя несчастным, я сажусь за рояль и обо всем забываю»), юный князь был строг к себе. Получив разрешение носить медаль императора Александра III, записал: «Первая медаль в жизни. Но заслужил ли я ее? Нисколько. Отчего я ее получил? За то, что я лицо царской фамилии. Значит, я должен за все эти привилегии поработать. Хватит ли у меня на это сил?»

У Олега появилась заветная мечта - окончить Лицей, тот самый, где учился Пушкин. Еще в 1905 году князь не на шутку увлекся Пушкиным, который был в числе самых любимых авторов отца, но мальчик обрел своего Пушкина, изучал пушкинистику, собирался написать о поэте. Мысленно он видел себя среди друзей-лицеистов и, размышляя над стихотворением «Встречаюсь я с осьмнадцатой весной…», писал: «Я думаю, что те две недели, в которые все воспитанники Лицея заметили перемену в Пушкине, он вдумывался в себя и старался себя понять. Он понял, но не все. Он как будто видел через кисею, что в нем оживает новый, усовершенствованный гений, и страшился его». Олег и сам начал сочинять стихи.

Еще ни один князь из дома Романовых не получил гражданского образования, хотя Лицей создавался, чтобы в нем учились дети императора Павла. В стремлении поступить в Лицей Олега поддерживали отец и воспитатель, считавший, что князю полезно стать более самостоятельным, узнать повседневную жизнь; кроме того, способный юноша должен получить хорошее образование. Олег ожидал высочайшего дозволения. Государь разрешил, и в мае 1910 года, по выходе из кадетского корпуса, юноша стал лицеистом. Он писал:

Лицейская неведомая сень
Давно уж начала меня манить.

Князь поступил на LXIX курс (по традиции курсы обозначались римскими цифрами); два года учился дома, в Павловске: врачи из-за слабых легких не отпускали Олега в столицу с ее нездоровым климатом (в 1843 году Лицей переехал из Царского Села на Каменноостровский проспект в Петербурге). Последний класс юноша оканчивал вместе со всеми. Товарищи называли его по имени-отчеству, без титула, преподаватели спрашивали наравне с другими, не делая поблажек особе царской фамилии. Он сошелся с одноклассниками, жил интересами Лицея и усердно занимался, удивляя профессоров. Домашние постоянно видели его с книгами, он читал, конспектировал, учил. Никогда не ограничивался программой, искал материалы, расширявшие и углублявшие тему. С юношей с удовольствием беседовали маститые педагоги, А.Ф. Кони обсуждал с ним юридические вопросы. С 1910 года на литературно-музыкальных вечерах-«субботниках» в Павловске Олег читал Пушкина и играл на фортепьяно. Это был отдых, а потом он снова шел заниматься.

К столетию Лицея князь приготовил редкостный подарок: с помощью известных пушкинистов П.Е. Щеголева и В.И. Саитова издал факсимиле рукописей, хранившихся в лицейском собрании. Сам читал корректуру, проверяя оттиски с клише. Найдя ошибки, велел перепечатать и заменить листы в уже подготовленном издании. В январе 1912 года Лицей посетил император Николай II, и Олег Константинович вручил ему драгоценную книгу. Из тысячного тиража около 900 экземпляров князь пожертвовал в фонд Лицея. Когда В.И. Саитов сделал юному пушкиноведу бесценный подарок - автограф любимого поэта, князь сказал: «Не знаю, как выразить вам мою радость, восторг и самую горячую благодарность… Он удесятерит мою любовь к Пушкину».

Олег Константинович задумал три выпуска «Рукописей» лицейского музея: пушкинские стихи, проза, письма и документы. Намеревался публиковать архивы других музеев. Издание оборвалось на первом выпуске: помешала война… О замысле князя П.Е. Щеголев писал: «Будь он выполнен до конца, мы имели бы монументальное издание факсимиле подлинных рукописей поэта… Для пушкиноведов, не имеющих в своем распоряжении даже простого описания всех рукописей Пушкина, такое издание было бы неоценимым подспорьем, которое мощно помогло бы делу установления пушкинского текста в окончательной форме». Лишь к 200-летию поэта Пушкинский дом выпустил факсимиле его рабочих тетрадей.

Экзамены в лицее требовали серьезной подготовки. Из письма к матери: «Радуюсь и вместе с тем жалею, что вскоре оставлю Лицей, с которым так свыкся. Радуюсь потому, что пытка экзаменов и репетиций, пытка самая ужасная, пройдет. У меня все больше и больше укрепляется желание сдать государственные экзамены в Университете, только, конечно, не в этом году, а через несколько лет. Когда я кончу Лицей, то думаю серьезно заняться юридическими науками и добиться того, чтобы экзамены в Университете для меня ничего не значили. После них надо было бы добиться магистра и профессора… Иногда, кроме того, мне кажется, что я лучше бы сделал, если бы занялся исключительно литературой, что меня гораздо больше влечет. Тогда надо было бы сдавать экзамены по филологическому факультету. Это все планы и планы… Мне очень хочется работать и работать, но что делать, какая работа - вот вопросы, которые меня часто волнуют». «Нет, прошло то время, - пишет он в дневнике незадолго до выпуска, - когда можно было почивать на лаврах, ничего не знать, не делать нам, князьям. Мы должны высоко нести свой стяг, должны оправдать в глазах народа свое происхождение».

Князь Олег окончил Лицей с серебряной медалью. Выпускная работа «Феофан Прокопович как юрист» получила Пушкинскую медаль за научные и литературные достоинства. Выпускник был произведен в титулярные советники, указом государя зачислен в корнеты лейб-гвардии Уланского полка. Тяжело заболев плевритом, он пропустил торжественный выпускной акт, унывал… Когда болезнь миновала, врачи отправили юношу в подмосковное имение Осташево. «В первый раз после упорной зимней работы и треволнений последних дней я вздохнул свободно, - писал он. - Вся грудь дышала и наслаждалась деревенским воздухом. «Вот, наконец, - думал я, - настала желанная минута. Трамваи, автомобили, телефоны, - все, чем мы болеем в городе, все осталось позади. Ни гудков, ни звонков - ничего! Экзамены, профессора, Лицей, полк, все волнения, все, все теперь позади, никто и ничто меня не догонит. Боже, как хорошо!..» Мы въезжали в наш лес. Налево стоял пограничный столб, мой старый приятель, увидеть который после долгой разлуки всегда так приятно. Я снял фуражку и перекрестился: «Слава Богу - дома!»… Я бросился в свою комнату и оттуда на балкон, чтобы поскорее увидать мой любимый вид на реку. Вот она, вот она, красавица! Как тихо течет она между зелеными берегами, делая изгибы вправо и влево. А там за ней, на холме, мирно спит деревня Жулино. Направо большой обрыв, покрытый елками, спускается к реке и как будто любуется своим отражением в ней».

Минул год, и его вызвали в Петербург. С согласия великой княгини Елизаветы Феодоровны, председательницы Императорского Православного Палестинского общества, князя командировали в Бари. Здесь неподалеку от места, где почивают мощи святителя Николая, строилось русское подворье ИППО.

В Бари Олег Константинович работал с таким рвением, что не успевал пообедать; далеко за полночь задерживался на заседаниях, а утром вместе с богомольцами молился у раки великого чудотворца.

17 июля 1914 года князь доложил Барградскому комитету в Москве о результатах поездки и уехал в Осташево отдохнуть. Это был последний мирный день в жизни Олега. 18 июля началась всеобщая мобилизация - Россия вступила в Первую мировую войну.

Олега Константиновича не брали на фронт по состоянию здоровья, но он добился назначения в штаб, как опытный кавалерист принимал участие в боях. «Мы все пять братьев идем на войну со своими полками, - писал он. - Мне это страшно нравится, так как показывает, что в трудную минуту царская семья держит себя на высоте положения. Пишу и подчеркиваю это, вовсе не желая хвастаться. Мне приятно, мне только радостно, что мы, Константиновичи, все впятером на войне…»

Из письма родителям: «Не знаю, как и благодарить вас, наши милые, за все, что вы для нас делаете. Вы себе не можете представить, какая радость бывает у нас, когда привозят сюда посылки с теплыми вещами и с разной едой. Все моментально делится, потому что каждому стыдно забрать больше, чем другому. Офицеры трогательны… Мы живем надеждой, что на нашем фронте немцы скоро побегут, тогда дело пойдет к концу. Так хочется их разбить в пух и со спокойной совестью вернуться к вам. А иногда к вам очень тянет! Часто, сидя верхом, я вспоминаю вас и думаю, что вот теперь вы ужинаете, или что ты читаешь газету, или мама вышивает. Все это тут же поверяется взводному, который едет рядом. Взводный мечтает в это время о том, что Бог поможет разбить немцев, а потом скоро придет время, когда и он наконец увидит семью. Такие разговоры с солдатами происходят часто. Иногда очень хочется увидеть вас, побыть с вами! Я теперь так сильно чувствую это и думаю и знаю, что вы так далеко, вспоминаете нас, стараетесь нам помочь. Это очень нас всех ободряет… Были дни очень тяжелые. Одну ночь мы шли сплошь до утра, напролет. Солдаты засыпали на ходу. Я несколько раз совсем валился набок, но просыпался, к счастью, всегда вовремя. Самое неприятное - это дождь. Очень нужны бурки, которые греют больше, чем пальто… Все за это время сделались гораздо набожнее, чем раньше. К обедне или к всенощной ходят все. Церковь полна… Часто во время похода ложимся на землю, засыпаем минут на пять. Вдруг команда: «По коням!» Ничего не понимаешь, вскарабкиваешься на несчастную лошадь, которая, может быть, уже три дня не ела овса, и катишь дальше… Диана сделала подо мною около 1000 верст по Германии… Молитесь за нас! Да поможет Бог нашим войскам поскорее одержать победу!»

В Восточной Пруссии князь был ранен. Телеграмма штаба Верховного Главнокомандующего сообщала о его геройском подвиге: «При следовании застав нашей передовой кавалерии были атакованы и уничтожены германские разъезды. Частью немцы были изрублены, частью взяты в плен. Первым доскакал до неприятеля и врубился в него корнет Его Высочество Князь Олег Константинович».

Его привезли в Вильно. Профессор В.А. Оппель рассказывал: «Олег Константинович бодрился, улыбался, временами говорил, временами закрывал глаза и погружался в полусон, но тем не менее его постоянно беспокоили ноги…» Сделали операцию, но уже началось заражение крови. Генерал-майор В.А. Адамович: «Его высочество встретил меня… приветливо, даже весело, улыбнулся, протянул руку и жестом предложил сесть… Войдя, я поздравил князя с пролитием крови за Родину. Его высочество перекрестился и сказал спокойно: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома». Его высочество сказал мне, что вчера причастился. «Но вы скажите дома, что мне никто не предлагал. Это было мое личное желание. Я причастился, чтобы мне было легче»… Его высочество был оживлен и сиял в счастливом для него сознании своих страданий. Мгновениями же были видны подавляемые им мучения».

29 сентября состояние раненого резко ухудшилось. Воспитатель братьев генерал Н.Н. Ермолинский: «Все утро он не находил себе места, теперь же на вопрос о самочувствии отвечал неизменно: «Чувствую себя ве-ли-ко-леп-но». При этом язык его не слушался, и он с трудом выговаривал слова». Приехали родители. «На минуту он узнал их. Великий князь привез умирающему сыну Георгиевский крест его деда. «Крестик Анпапа!» - прошептал князь Олег. Он потянулся и поцеловал белую эмаль. Крест прикололи к его рубашке. Вскоре больной стал задыхаться… Началось страшное ожидание смерти: шепот священника, последние резкие вздохи… Великий князь, стоя на коленях у изголовья, закрывал сыну глаза; великая княгиня грела холодевшие руки. Мы с князем Игорем Константиновичем стояли на коленях в ногах. В 8 часов 20 минут окончилась молодая жизнь… Светлое, детски чистое лицо князя было отлично освещено верхней лампой. Он лежал спокойный, ясный, просветленный, будто спал. Белая эмаль, к которой он прикоснулся холодеющими губами, ярко выделялась на груди».

Отпевал князя архиепископ Виленский и Литовский Тихон, будущий Патриарх. Отпевание прошло в Константино-Михайловской (Романовской) церкви, построенной к 300-летию дома Романовых. С разрешения императора хоронили не в Петербурге, а в Осташеве. На вокзале в Волоколамске гроб встречал почетный караул. Собралось множество людей. Среди родных была и великая княгиня Елизавета Феодоровна.

Из дневника отца: «Осташевский батюшка перед опусканием гроба в могилу прочел по бумажке слово; оно было не мудрое, но чтение прерывалось такими искренними рыданиями батюшки, что нельзя было слушать без слез. Мы отцепили от крышки гроба защитную фуражку и шашку; кто-то из крестьян попросил поцеловать ее. Опустили гроб в могилу. Все по очереди стали сыпать горсть земли, и все было кончено».

Мать, великая княгиня Елизавета Маврикиевна, учредила в память о сыне серебряную медаль за лучшую работу по отечественной литературе, написанную в Лицее. Воспитатели и те, кому была дорога память об Олеге, в 1915 году издали мемуары о нем. Барградское подворье действует и в наши дни. В Осташеве сохранилась часть старой усадьбы…

Гибель юных в 1914 году приблизила конец великой империи, подлинной культуры, высоких чувств и мыслей. Память о князе Олеге Константиновиче - одна из частиц памяти о погибшем прошлом.

Гроза прошла… Как воздух свеж и чист!
Под каплей дождевой склонился скромный
лист,
Не шелохнет и дремлет упоенный,
В небесный дивный дар влюбленный.
Ручей скользит по камешкам кремнистым,
По свежим берегам, по рощицам тенистым…
Отрадно, в сырости пленительной ручья,
Мечтами унестись за трелью соловья…
Гроза прошла… а вместе с ней печаль,
И сладко на душе. Гляжу я смело вдаль,
И вновь зовет к себе Отчизна дорогая,
Отчизна бедная, несчастная, святая.
Готов забыть я все: страданье, горе, слезы
И страсти гадкие, любовь и дружбу, грезы
И самого себя. Себя ли?.. Да, себя,
О, Русь, страдалица святая, - для тебя.

Сестричество преподобномученицы
великой княгини Елизаветы Федоровны.

Единственный представитель царской династии, погибший в Великой войне.

Князь Олег Константинович Романов, правнук Николая I, родился 15 ноября 1892 года в Мраморном дворце в Санкт-Петербурге. Когда ему исполнилось девять лет, он завел записную книжку, первая запись в которой была такой: «Я большой и потому имею мужество. Я тут отмечаю, сколько грехов я сделал за весь день. Отмечаю тут неправду точками, а когда нет неправды, отмечаю крестиками». Больше слов нет, дальше идут одни только точки — маленький князь сурово оценивал свои детские провинности. За время обучения в Полоцком кадетском корпусе мальчик определился со своим интересом к гуманитарным наукам — истории, литературе, рисованию и музыке. В 1910 году он первым в императорской фамилии поступил в Александровский (в прошлом — Царскосельский) лицей, в котором учился Александр Пушкин. Пушкин был кумиром князя с детских лет. Про его биографию он говорил: «Я не понимаю, как можно перестать читать эту книгу». В первый же год обучения он затеял многотомное факсимильное издание всех рукописей Пушкина, приуроченное к столетнему лицейскому юбилею. Олег занимался всем делом лично, вплоть до того, что сам сверял рукописи и их фотографии, отмечая все искажения и отступления от оригинала. Говорили, что для него эта работа была своеобразной данью культу Пушкина. Князь писал и сам, стихи и прозу (его отец, великий князь Константин Константинович был известным до революции поэтом, пишущим под псевдонимом «К.Р.»). В рукописях осталось несколько произведений: рассказ «Ковылин», поэма «Царство царя Крота», повесть «Отец Иван», роман «Влияния», очерки «Сценки из собственной жизни», пьесы. Особое место в них занимает тема патриотизма, любви к родине; еще в детстве на него огромное впечатление произвело посещение Успенского собора во Владимире, ставшего братской могилой для владимирцев и их князя Юрия Всеволодовича при захвате города монголами. Позднее он побывал в Константинополе, после посещения которого писал стихи о возрождении креста Святой Софии, о православных греках и славянах, которые вернут былую славу древней Византии… Лицей князь закончил с серебряной медалью, а его выпускное сочинение было отмечено Пушкинской медалью. В 1913 году Олег Константинович был произведён в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка. С началом Первой мировой войны его пытались перевести адъютантом в Главную квартиру — никому из командиров не хотелось нести ответственности за ранение или смерть члена правящей династии. Однако князь добился разрешения остаться в своем полку. Командир полка старался держать его при штабе, но князь выпросил разрешения находиться в строю вместе со всеми. Как и все в те дни, он испытывал патриотический подъем, мечтал совершить подвиг, пролить кровь за родину. У него был особый повод для радости и гордости: — Мы все пять братьев идем на войну со своими полками, — писал он в своем дневнике. — Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения. Пишу и подчеркиваю это вовсе не желая хвастаться. Мне приятно, мне радостно, что мы, Константиновичи, все впятером на войне. Первая мировая война запомнилась нам как схватки пехоты в окопах. Но таковой эта война стала лишь во время боев, когда войска, столкнувшиеся с новыми технологиями — пулеметами и мощной артиллерией — стали инстинктивно зарываться в землю, на ходу придумывая новую военную тактику. Готовились же генералы, как всегда, к войне прошедшей, и значительную часть армий всех держав составляла кавалерия, мало изменившаяся еще с наполеоновских войн. Почти вся она потом быстро погибла под пулеметным огнем и шрапнелью, навсегда потеряв прежнее значение. Но все это стало понятно через месяц-два, а 27 сентября 1914 года близ деревни Пильвишки в Литве столкнулись русские и немецкие кавалеристские разъезды. Это был едва ли не первый бой в Великой войне. В телеграмме Штаба Верховного Главнокомандования потом отмечалось, что корнет Олег Романов первым доскакал до неприятеля и врубился в его ряды. 21-летний князь, не отличавшийся здоровьем, сражался очень мужественно, лично выбил из седла нескольких немецких кавалеристов. Уже в конце боя он рубился на саблях с вражеским офицером и победил его. Лежа на земле, немец достал пистолет и выстрелил в князя. Олег был доставлен в Вильно, где его срочно прооперировали. В тот же день он был награжден орденом святого Георгия IV степени «за мужество и храбрость, проявленные при атаке». На следующий день в Вильно приехал его отец, который привез князю орден Георгия IV степени, принадлежавший его деду. Он уже агонизировал, когда отец приколол крест к его груди… Последние слова князя были: — Я так счастлив, так счастлив. Это нужно было. Это поднимет дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома. Во время следования траурного поезда с телом князя жители российских городов и деревень становились на колени. В гроб положили золотую шашку, как признание воинской доблести юного князя. После революции эта шашка стала причиной осквернения его могилы. Ее разрыли, все ценное украли, а тело выбросили на дорогу, где оно несколько дней провалялось в грязи.

Детские годы

Была поздняя осень. С моря неслись тучи, часто шли дожди и мокрый снег. Из окон Мраморного дворца, резиденции великого князя Константина Константиновича Романова, видна была широкая Нева, такая же темная, как и небо. В эту ненастную пору 15 ноября 1892 года у него родился сын, которого назвали Олегом. Крестили его 3 января 1893 года.

Мраморный дворец в Санкт-Петербурге.

Восприемниками стали императрица Мария Феодоровна и наследник престола цесаревич Николай Александрович. Отец князя, Константин Константинович, был внуком императора Николая Павловича. Позже, в 1912 году, Олег напишет отцу, что принадлежность к царской фамилии подвигает его на раздумья о том, как « сделать много добра Родине, не запятнать своего имени и быть во всех отношениях тем, чем должен быть русский князь ». А позже, через год, князь Олег запишет в дневнике как пример для подражания слова своего прадеда, императора Николая I: «Мы должны высоко нести свой стяг, должны оправдать в глазах народа свое происхождение». Далее двадцатилетний Олег записал: «Мне вспоминается крест, который мне подарили на совершеннолетие. Да, моя жизнь - не удовольствие, не развлечение, а крест». Вот как высоко понимал юноша из семьи, принадлежащей к царствующему дому Романовых, свое предназначение. «Боже, - записал он в дневнике 1914 года,- как мне хочется работать на благо России».

Князья Олег и Игорь в 1897 г .

Отец князя Олега - Константин Константинович - был достойным представителем дома Романовых, деятельным человеком. Должности его были самые хлопотные: он командовал Преображенским гвардейским полком, был президентом Императорской Академии наук, главным начальником военно-учебных заведений всей России и трудился на совесть; был он также известным поэтом, печатавшим стихи под криптонимом «К.Р.» (Константин Романов). Его учителями и друзьями в литературе были Фет, Майков, Полонский, имел он дружескую переписку и встречи с писателем Гончаровым, с композитором Чайковским, князь также сочинял музыку - романсы и даже издавал их. Играл на фортепьяно, как опытный, много концертировавший музыкант. Понимал живопись и собирал картины, особенно любил русских мастеров: Куинджи, Шишкина, Левитана. В Мраморном дворце и в летней резиденции - во дворце в Павловске - благодаря князю было собрано много редких и замечательных произведений искусства. И еще был он отец большого семейства - у него и жены его великой княгини Елисаветы Маврикиевны было шесть сыновей и три дочери, и родители сами много занимались их воспитанием. Великий князь был истинно русским и православным человеком. В таком духе воспитывал он и детей своих.
Старшие дети жили отдельно от младших, имели других воспитателей и учителей, у младших была няня. Князя Олега первые месяцы нянчила старушка Варвара Михайловна, бывшая некогда няней его отца. Ее сменила Екатерина Федоровна Спиридонова - добрая и весьма образованная дама.
Первые уроки этой няни был простыми, но очень дельными. Она постоянно рассказывала ему о некоей вымышленной девочке Верочке. Как Верочка готовилась к Пасхе, что пекла и готовила, как ходила в церковь молиться, как переезжала весной на дачу и что при этом брала с собой и как проводила время там... Няня выдумывала всякие события и постепенно раскрывала перед Олегом мир, причем рассказы эти всегда были назидательны, учили добру, развивали любовь к Богу. Маленький князь очень любил эти рассказы, и душа его впитывала жадно всё, о чем говорила ему эта добрая русская женщина. Летом вместе со всей семьей Олег переезжал в Павловск. С восторгом встречал он весть о переезде и там, в необозримом парке, на речке Славянке проводил блаженное лето в прогулках, играх, собирании цветов. Да и сам дворец здесь, в Павловске, хранивший множество реликвий дома Романовых, предметов искусства, давал много доброго душам детей, видевших в этих комнатах и залах много прекрасного, гармоничного.

«Резко выступала его любознательность, все его интересовало, все оставляло в нем след».
Е.Ф. Спиридонова, няня князя Олега.

Константин Константинович сам рассказывал детям о разных картинах, гобеленах, вазах, скульптурах, которые были во дворце. Когда Олегу исполнилось шесть лет, няня его перешла к младшим детям, а для него был подобран штат учителей, так как настала пора учиться. К этому событию он пришел с некоторым знанием Закона Божия, пусть и в простом, приспособленном для детского понимания виде. Законоучителем тогда была для него все та же няня Екатерина Федоровна. И вот теперь настало время для изучения нескольких предметов: чтения и письма, арифметики - и различных начальных знаний. Чтение же было не только русское, но и церковнославянское. И, конечно же, изучали Закон Божий.
Это была маленькая школа для одного мальчика, но руководителем ее назначен был академик А.С. Лаппо-Данилевский, историк и археолог. Вот так серьезно относились к обучению детей в большой царской семье, членами которой являлись великие князья. Занятий было много, за поведением следили строго. А еще ведь были и занятия музыкой.
Олег начал играть на фортепьяно. Для развлечений оставалось всё меньше времени. Зимой 1899 года все дети в семье переболели коклюшем, а весной по предписанию врачей для укрепления здоровья их отправили в Швейцарию. Олег получил очень большое впечатление от этого путешествия: он увидел альпийские горы с царствующим над ними, покрытым льдом Монбланом (что означает Белая гора), очень красивые озера, старинные крепости. Домой возвращались окрепшие, повеселевшие. Отдохнули после путешествия в Павловске, а осенью в Петербурге, в родном Мраморном дворце, приступили к учебным занятиям. В этом же году преподаватель русского языка для старших князей профессор Николай Карлович Кульман, филолог и историк русской литературы, начал свои «четверги» - литературные чтения.
Допускались на них и младшие дети. Здесь в течение одного только 1900 года было прочитано вслух множество произведений русской классики, в частности «Записки охотника» Тургенева, «Детские годы Багрова-внука» Аксакова, сочинения Пушкина, Гоголя, Чехова, Короленко и других писателей. Чтения происходили в комнатах старшей сестры Олега - Татьяны. Дети собирались, рассаживались вокруг большого стола и радостно объявляли: «Мы слушаем! Мы слушаем!» В камине потрескивали дрова, было тепло, уютно. Профессор Кульман читал мастерски, дети слушали очень внимательно, часто не сдерживались и выражали свой восторг восклицаниями. Маленький князь Олег казался всех серьезнее: слушал не шевелясь. Он как бы узнавал в прочитанном свой родной русский мир...

"Бывают минуты в жизни, когда вдруг страстным и сильным порывом поймешь, как любишь Родину..."
Князь Олег

Константин Константинович, любивший русскую природу и воспевавший ее в стихах, давно желал повезти своих детей не в Павловск, не в Крым, где у него также было поместье, а в простую русскую деревню. И вот нашел он сдававшуюся внаем усадьбу в селе Нижние Прыски, находившемся близ Оптиной Пустыни. Великий князь побывал в 1887 году в этой обители и беседовал в скиту со старцем Амвросием, а в дальнейшем переписывался с ним и другими старцами. Хотелось ему, чтобы и дети его могли побывать в Оптиной обители - в монастыре и в скиту, помолиться на службах, посмотреть на монастырский быт. В мае 1901 года великий князь привез в Прыски всю семью. Дом был большой, удобный, с большим парком, неподалеку от него находились церковь Преображения Господня, лес, река Жиздра, крестьянские избы. Отсюда хорошо виден монастырь с белой стройной колокольней... Позади него стеной стоит вековой сосновый бор.
В первые же дни по прибытии в Нижние Прыски великий князь Константин Константинович повез детей в Оптину Пустынь. В течение лета они побывали здесь несколько раз, ездили туда отец и сын верхом, мать с дочерьми - в коляске. Детям дали некоторую свободу. Сшили им простые ситцевые рубашки. Позволили даже ходить босиком. Погода была на редкость благодатная. Дети познакомились с крестьянскими мальчиками, стали ходить с ними в лес, бывали в поле, на сенокосе, где трудились крестьяне. Они загорели, стали общительными. К ним очень по-доброму отнеслись в селе и взрослые, и дети. Олег почувствовал себя здесь, как дома, он был просто счастлив: сколько нового, прекрасного! Лучшими его друзьями стали деревенские мальчишки Гришка и Капитошка. Они были проводниками для всей княжеской семьи во время походов в лес и в плавании на лодках. Тогда на долгих привалах собирали они грибы, весело трещал костер на берегу. Можно было искупаться в теплой речной воде. Заходил Олег в крестьянские избы, видел простой и бедный быт, и он ему нравился; всё простое: и стол, и посуда, и лавки. Всегда в красном углу - иконы. В это лето Олег стал учиться ездить верхом на лошади. Очень скоро он стал ловким ездоком.
Встречать великого князя в монастырях полагалось с особенной торжественностью и при колокольном звоне, но великий князь Константин Константинович попросил настоятеля не делать этого. Поэтому торжественных встреч не было, но в колокола все же звонили. Олег с удовольствием стоял на оптинских службах, видел монашеский постриг, старец Иосиф благословлял его, как и всех членов семьи. Несколько раз посетили Шамординский монастырь. Игуменьей там была мать Евфросиния, слепая, но весьма деятельная. (Она ослепла еще при жизни старца Амвросия, но он не благословил ее оставлять настоятельство). Слепая игуменья попросила осторожно потрогать руками лица великого князя и его детей. Константин Константинович разрешил. Так она «увидела» их. В дальнейшем она приезжала погостить в Нижние Прыски. Олег с братьями помогали ей выбраться из тележки, вели в дом. Матушка Евфросиния была весьма мудрой старицей, поэтому беседа ее увлекала не только детей, но и их родителей. По ее совету великая княгиня Елизавета Маврикиевна завела на свои средства детские ясли в ближайших от Прысков деревнях. Крестьянки могли во время полевых работ относить в эти ясли своих младенцев, когда их не с кем было оставить дома.

В сентябре великий князь перевез семью в Петербург. Лето кончилось. Начался очередной год занятий. Князь Олег был очень внимателен на уроках. Один из преподавателей впоследствии рассказывал: «Помню его сидящим за учебным столиком; взоры устремлены прямо в глаза учителю. Время от времени появляются у него на лбу весьма заметные складки: это Олег Константинович особенно усердно трудится над разрешением какого-нибудь вопроса. И вот он начинает волноваться... Учитель приходит на помощь. На полпути их мысли встречаются - и как бы само собой получается приятная развязка запутанного вопроса. Глазенки смеются от восторга, все личико сияет: сам выпутался!»

14 мая 1903 года князь Олег был зачислен в списки кадетов I класса Полоцкого корпуса. Экзамен же пришлось ему держать не там, а дома, так как он проболел всю весну воспалением легких. Решено было его учение проводить не в Полоцке, а в Петербурге. Он был очень рад, когда директор корпуса от имени кадет и педагогов прислал ему погоны. Он почувствовал себя воином, надел кадетскую форму и стал весьма дорожить ею.
(Из книги Виктора Афанасьева "За други своя")

P.S. Книга написана для детей, отсюда своеобразный язык)

Продолжение следует...